В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше. 1988 г.
Шрифт:
Мама ахнула, но, прежде чем кто-нибудь из нас успел отогнать собаку, Боб вопросительно глянул на нас, расправил крылья и предупреждающе каркнул. Негромко каркнул, но солидно. «Смелый, черт!» — с уважением заметил мой отец. Том немного отстранился, косясь на нас и не переставая рычать.
Все дело чуть не испортила тетя Юлия. «А ты не каркай, — сердито сказала она ворону, — еще накаркаешь чего-нибудь».
Том, наверно, расценил эту реплику как поддержку.
Он ринулся было в атаку на ворона, но успел только опрокинуть миску с кашей. Боб, не отступив ни на шаг, снова взмахнул крыльями, угрожающе разинул свой большой клюв и не каркнул, нет… он зашипел
Вот так мы все и познакомились. Боб остался жить у нас. Я устроила его у себя в комнате. Брат притащил деревянный ящик. Мы поставили ящик на бок, постелили сена, а внутри ящика прибили планку наподобие куриного насеста. Я посадила в это жилье Боба, и, кажется, он в принципе его одобрил… Однако он предпочитал проводить время или на ящике, или у меня на столе, возле тетрадей и учебников, особенно когда я занималась. Чтобы попасть на стол, он сначала вскакивал на свой ящик. Именно вскакивал: расправив крылья, он медленно приседал, отталкивался ногами от пола и оказывался на ящике. А с ящика таким же способом перебирался ко мне на стол. Он мог часами сидеть возле меня, следя одним глазом, как я читаю, пишу или решаю задачи. В общем, мы с ним вместе готовились к приемным экзаменам. Вскоре я так привыкла к его постоянному присутствию, что, если его не было рядом, мне чего-то не хватало и повторять материал становилось труднее.
К Якову и маме Боб относился индифферентно — шагая из комнаты в комнату, он зачастую просто не обращал на них внимания, — а вот с теткой Юлией не ладил. Заметив ее, он выпрямлялся, взмахивал крыльями и каркал по-особенному — неодобрительно и даже вызывающе. Если она начинала сердиться и замахивалась на него тряпкой или полотенцем, он не торопился уйти, начинал топтаться на месте и, наклонив голову набок, глухо бормотал что-то, презрительно косясь на Юлию одним глазом.
Первой обычно отступала Юлия. Она обиженно удалялась на кухню, ворча: «Тоже мне, зоосад устроили… Накаркает он вам, дождетесь».
На кухню, в ее владения, Боб предпочитал не заглядывать, хотя там было множество заманчивых вещей и всегда вкусно пахло. В еде он был не очень разборчив, ел то же, что и мы, но больше всего любил котлеты, особенно куриные. Не брезговал он и рационом Тома. Я не раз наблюдала, как в отсутствие пса Боб обследовал его миску. Правда, в этих случаях Боб вел себя не очень солидно. Направляясь к миске Тома, он воровато оглядывался и, выбрав там кусочек по своему вкусу, торопливо уносил в более безопасное место.
Самого Тома Боб демонстративно презирал. При встречах он никогда не уступал ему дорогу — нахохлившись, начинал сердито бормотать что-то или шипел угрожающе. И Том обходил его сторонкой, смущенно отворачиваясь и прикрывая нос лапой.
Прошло около месяца. Я очень привязалась к Бобу, и, по-моему, он ко мне тоже. Но я ясно видела, что старый ворон слабеет. Он все реже прогуливался по комнатам, и ему становилось все труднее забираться на стол. Теперь, приковыляв ко мне в комнату, он чаще устраивался на полу возле моих ног и терпеливо ждал, пока я возьму его и посажу к себе. А однажды, когда я читала, облокотясь о стол, он подошел ко мне вплотную, заглянул в лицо, словно спрашивая разрешение, затем перешагнул со стола мне на плечо. Он сделал это очень осторожно, будто знал, что может поцарапать
Тогда я сначала даже испугалась, сама не знаю почему… Может быть, смутно ощущала приближение чего-то неведомого, какой-то удивительной тайны… Мне вдруг показалось, что Боб хочет что-то сказать мне, поэтому и устроился возле самого уха. Но он ничего не говорил. Я попыталась читать дальше, но смысл прочитанного плохо доходил до меня. Мысли путались, даже закружилась голова. Я шевельнулась, и Боб очень осторожно шагнул с плеча на стол и перебрался на свое обычное место.
«Ну, что ты хотел сказать?» — спросила я его шепотом.
Он наклонил свою большую голову и внимательно посмотрел на меня круглым янтарным глазом, словно пытаясь понять, а потом переступил с ноги на ногу, приоткрыл клюв и вздохнул.
В последующие дни он часто устраивался у меня на плече и сидел подолгу. Его уже не тревожили мои движения. Я даже могла вставать, ходить с ним по комнате. Он оставался на плече; осторожно балансируя, прижимался боком к моим волосам. Я все ждала, когда же он начнет рассказывать свою тайну…
А он молчал… Потом я поняла: вероятно, он уже ощущал холод неизбежного конца и просто искал живого тепла.
Мы знали, что Боб очень стар. Яков — он кончил в том году биофак — привез как-то к нам по делу своего коллегу-орнитолога. Тот осмотрел Боба и объявил, что ему не меньше трехсот лет. А еще он рассказал нам много интересного о повадках воронов и о том, что науке известны случаи, когда старые вороны перед своим концом приходили к людям. Боб его очень заинтересовал, он даже предложил отдать ворона к ним в институт для наблюдений. Конечно, я категорически отказалась и услышала тогда немало упреков и от Якова, и от орнитолога, что не думаю об интересах науки. Яков объявил даже, что я просто эгоистка. Но я отказалась не только из эгоистических побуждений — я поступила так и в интересах самого Боба. Я-то знала, что ему хорошо со мной. И еще неизвестно, что они могли бы придумать в своем институте… Если его дни действительно сочтены, пусть лучше он проведет их спокойно у меня…
Теперь он почти не разлучался со мной. Поклевав размоченной в молоке каши, — есть он стал совсем мало, — он плелся в мою комнату, и я сажала его на стол или к себе на плечо.
Экзамены были уже на носу, и я занималась с утра до вечера. И почему-то меня не покидала уверенность, что Боб тем или иным способом обязательно поведает мне что-то очень важное… Иногда, отодвинув книгу, я просто смотрела на него и ждала. А он глядел на меня.
И мы оба молчали…
И вот однажды со мной произошло что-то странное…
Может быть, я задремала над учебником, а может, это была галлюцинация… Перед глазами вдруг возник какой-то загадочный пейзаж. Сначала я различала его очень смутно сквозь зеленоватую пелену тумана. Постепенно туман начал рассеиваться, и я увидела город на берегу океана… Впрочем, городом его назвать было трудно: амфитеатр удивительных сооружений, напоминающих одновременно гигантские кристаллы, и соты, и старинные дворцы, и фантастические композиции из радуг. Все это жило, пульсировало, искрилось, светилось, переливалось волнами ярких и чистых красок. Эту картину мне трудно передать словами, но я прекрасно помню ее, хотя прошло много лет. Город из оживших радуг на берегу фиолетово-синего океана под зеленым небом, в котором блестели яркие звезды… Почему-то именно звезды в изумрудно-зеленом дневном небе поразили меня больше всего…