В моей руке – гибель
Шрифт:
Слава богу, автобусы туда ходят, электрички. Или душечка Мещерский подвезет, или же…
Об обстоятельствах гибели Владимира Базарова она действительно прочла в утренней сводке происшествий. Краткие сведения, скудные. Мало ясности. Много вопросов. Покончив с оформлением командировки, распихав кое-как все срочные заказы на статьи по редакционным папкам, Катя начала с нетерпением ходить из угла в угол кабинета, ожидая звонка от Дмитрия. Собственно, в помощницы к убитому горем близнецу при его визите в Раздольский ОВД она напросилась не случайно. Это был не благородный
Перед отъездом еще предстояло сделать несколько неотложных звонков. Отец Кравченко, Андрей Константинович, уже знал о несчастье и был «потрясен». Потрясен был и Мещерский — он сам позвонил Кате. Он весьма церемонно сообщил, что, «несмотря на свою занятость, он сегодня в их с Димкой распоряжении». Катю компания Мещерского во время будущей поездки вполне устраивала. Во-первых, они с Колосовым друзья, и, возможно, Сережа узнает от него то, чего никогда не узнать ей. А во-вторых… во-вторых, ей просто не хотелось оказаться с Дмитрием наедине в машине, потому что… Когда она думала об этом самом «потому что» — только тяжело вздыхала. При этом ее всякий раз охватывали противоречивые чувства. Самым сильным из которых была досада на Кравченко — уехал не вовремя, бросил, и вот приходится…
Дмитрий объявился ровно в три часа. Звонил уже из бюро пропусков в приемной Главка.
— Катя, я у вашего подъезда. Мы с Сережей здесь. Спускайтесь. Вы не передумали ехать? Нет? Тогда спасибо. Лиза звонила с дачи. Хочет вас видеть. Хочет, чтобы мы ее оттуда забрали.
— Почему? — опешила Катя. — Что с ней?
— Это не телефонный разговор.
По дороге сначала молчали. Дмитрий выглядел усталым и бледным, но держался хорошо. Катя, украдкой за ним наблюдавшая, только диву давалась: неужели этот сдержанный, холодно-вежливый образец столичного яппи — тот самый сломленный горем парень, что рыдал на ее плече ночью? Скрытое волнение Базарова проявлялось только в том, что он весьма нервно и неровно вел машину. Мещерский несколько раз мягко просил его: «Не гони так».
Затянувшееся молчание наконец нарушил сам близнец. На одном из светофоров Катя поймала его пристальный взгляд в зеркальце.
— А я думал, вы просто журналист, — сказал он. — А вы вон где, оказывается, работаете. Серега мне сегодня путь указывал к месту вашей дислокации. И в каком же вы звании, если не секрет?
— Капитан милиции.
— И нравится вам такая работа?
— Да. Иногда. Иногда нет. Как и вам ваша, наверное, Дима. Как и всем.
— Раскидал нас юрфак, Ленинские горы, м-да-а… Вы, наверное, по кафедре уголовного права специализировались?
— По кафедре истории государства и права и римскому Праву.
Дмитрий присвистнул:
— А стали вон кем. Статьи пишете, книжки, мне Лизка говорила. А я как был цивилист, так цивилистом и остался.
Мне отец специализацию выбирал, отец, да… — Он крепче стиснул руль, наклонился вперед. — Я вот о чем сегодня постоянно думаю. Катя. Унизительная все-таки вещь — смерть.
Степка вон своим балбесам внушает: красна смерть на поле брани. Прерванный полет орла, «пуля легче лихорадки» и
А на самом-то деле… В каком непотребном виде эта самая тварь с косой нам является, а? Дед… каким он мужиком был.
И — паралитик. Плакал, смерти у бога просил. Я слушать не мог — уходил из его комнаты. Голосок как сухой листок.
Отец… — тут Дмитрий со свистом втянул воздух сквозь зубы, словно ему прижгли йодом открытую рану. — Голый в ванне.
Бесстыдно выставленный перед всеми чужими. Я ж даже прикрыть его ничем не мог. Не позволили, осматривали все там эти ваши… Сам сын Ноя был за такой поступок наказан, а я… И вот я все думаю, Катя, а как же я умру, а? Где, в какой яме, в каком дерьме захлебнусь?
— Не стоит об этом думать, Дима, — ответила Катя. — Вы молоды. У вас вся жизнь впереди. Ну, а когда придет час, я уверена, вы встретите его как и подобает настоящему мужчине. Достойно.
Он оглянулся.
— Дим, давай-ка поменяемся. Я поведу машину, а ты отдохни, — предложил Мещерский.
— Все нормально, — Дмитрий поудобнее уселся на сиденье, протянул руку и включил магнитолу: Игги Поп, «Пассажир». — Все под контролем, ребята. Довезу в лучшем виде, не беспокойтесь. И баста с нервами, со всем этим. А то вы, Катя, наверное, смотрите на меня и думаете: что за размазня такая?
Только жалуется, только ноет.
— Я совсем не так о вас думаю, Дима, — возразила Катя.
Остаток пути опять прошел в молчании. Только Мещерский изредка отпускал самые невинные замечания насчет погоды. В Раздольске Колосов встретил их в коридоре отдела.
Поздоровался с Мещерским так, словно они расстались вчера. А ведь со времени их последней встречи прошло почти полгода.
— Как жизнь, Серж? — только и спросил.
— По-старому, Никит. Никаких особых перемен, кроме как неприятностей. Вот у друга моего горе какое. Познакомьтесь, это Дима, сын Владимира Кирилловича.
Колосов поздоровался с Базаровым за руку, глянул на Катю. Та поняла: ее объяснения ему не нужны. Но ей самой не терпелось для себя разузнать. И немедленно.
— Никита Михайлович, можно вас на одну минуту? — спросила она самым официальным тоном, при этом делая страшные глаза Базарову и Мещерскому: не волнуйтесь, мол, сейчас все выясним.
Колосов молча посторонился, пропуская ее в кабинет. Но дверь закрывать не стал. Она сама толкнула ее ногой. Колосов усмехнулся.
— Ну, здравствуй. Быстро ты по мне соскучилась, Катерина Сергеевна. Вот, значит, какие знакомые у вас в Уваровке.
Недурно. Семьями, значит, дружите. А этот чувствительный хлыщ наверняка самый близкий друг, да?
— Никит, что там у них происходит? — не обращая внимания на дерзость, зашептала Катя пылко. — Почему ты и этим занялся? Там что, убийство? Владимира Кирилловича убили, инсценировав несчастный случай?
Колосов, не отвечая, распахнул дверь.
— Ребята, заходите. Тут, думаю, ни у кого секретов нет.
А вы… а ты, Катерина Сергеевна, сядь вот сюда в угол — тут из окна не дует. И помолчи, бога ради.