В небе Чукотки. Записки полярного летчика
Шрифт:
Но меня охватило волнение битвы. Я почувствовал в себе силу, способную не только противостоять, но и не таиться с силой стихии. Вспомнились чувство беспомощности перед первой в моей жизни пургой в «Снежном» и настоящий страх, пережитый при пурге в Анадыре, еще до сообщения о пропаже Волобуева,
Это было числа 14 декабря. После тихой, пасмурной погоды без всяких приготовлений на поселок комбината обрушился настоящий ураган. Ветер дул, то «стихая» до 28 метров, то усиливаясь до 42 метров в секунду, 150 километров в час! Черт знает что!
Дом авиабазы содрогался от могучих ударов, стекла тренькали и дребезжали. Через невидимые глазом щели в комнаты «заползали» косички снега. Внутри дома стоял гул, при разговоре требовалось повышать голос. Печи топились круглые сутки, но изнывать от жары Оснований не было. Дверь на улицу одному открыть Не под силу. Днем на улице видимость сокращалась временами до тридцати метров. Таким плотным был поднятый в воздух снег, который несся в неведомые дали со скоростью почтового самолета.
Удержаться на ветру, стоя прямо, было невозможно, он сразу валил на землю. Для того чтобы передвигаться против ветра, нужно было сгибаться пополам, а двигаясь по ветру, приходилось ложиться на спину и быстро перебирать ногами. Снег сек лицо, как будто это был раскаленный песок, а не бархатные, тающие снежинки. Без очков глаза не откроешь, а чтобы дыхание не забивало обратно в глотку, дышать приходилось через шарф.
Воздух был наполнен слитным шумом звуков самого различного тона — от свиста и визга до грохота. Такую звуковую какофонию теперь возможно сравнить с ревом турбин реактивных самолетов. Ветер дул с севера, со стороны Золотого хребта. Все, что оказалось недостаточно закрепленным, уносилось в просторы лимана.
На ровной поверхности льда образовывались заструги и наддувы, как застывшие волны, — то короткие, с острыми гребнями, то пологие и широкие, до трех метров в диаметре и более полуметра высотой. Возле катеров плавбазы и углов построек завихрения выдували глубокие рвы, а рядом создавали крутые, высокие бугры с длинными хвостами. После пурги снег приобретал прочность литого сахара. Ни лому, ни лопате он не поддавался, его пилили ножовкой.
Весь смысл нашего приезда на Чукотку заключался в работе, которую мы должны выполнять на самолетах. Один из них мы вывели из строя. Но пурга в «Снежном», покалечившая самолет Пухова, была детской забавой против этой, анадырской пурги. Не верилось, что такое нежное, хрупкое сооружение, как самолет, будет способно выдержать эту дьявольскую силу. Я приходил в ужас от мысли, что тоже останусь без самолета.
От крыльца дома до стоянки самолета был протянут манильский трос в два пальца толщиной. Каждый час Митя или я с кем–либо сопровождающим, для страховки держась за канат, перебирались к самолету. Один раз вместе с завхозом отряда Дмитрием Прудниковым мы попали, видимо, в максимальный порыв ветра. Нас «сдуло» с ног, и мы повисли на канате, как флажки, почти в горизонтальном положении. Перебирая руками трос, как цирковые акробаты, ценой огромного физического и душевного напряжения мы «выползли» из зоны этой струи. Если бы не хватило сил удержать канат, нас унесло бы в лиман, и это был бы конец.
Самолет дрожал и трепетал на ветру, как живое существо. Некоторые расчалки шипели, другие посвистывали, щели обтекателей амортизации шасси гудели, как дудки, меняя тональность в зависимости от силы ветра. Чехлы, «окольцованные» веревками, надувались и хлопали по мотору и кабине то часто, напоминая пулеметный треск, то прерывисто, вроде бы с тяжелым вздохом. Тросы крепления натянулись, как струны, и звенели. Ослабни они чуть–чуть — ив воздушном потоке самолет поднимется без помощи мотора!
Еще в самом начале пурги, с большим трудом и сильно поморозившись, мы с Митей вырубили глубокие траншеи по льду. В них заложили метровые отрезки бревен с концами стального троса в карандаш толщиной. Эти оттяжки завели за узлы шасси и верхние узлы центроплана. В общем, самолет оказался «принайтовлен» к земной тверди так, что даже пурга не смогла бы оборвать наши крепления, но мне казалось, что она разломает его по частям.
Это ощущение было ложным. Позднее мы на практике убедились, что воздушный поток так же не опасен самолету, как вода рыбе. Но при очень важном условии — лицом к лицу. Такой силы ветер сбоку опрокидывает и ломает самолет, как спичечную коробок. И дальнейшем, маневрируя разной длины тросами, мы случились держать самолет всегда в плоскости ветра. Нo в этой пурге ни я, ни Митя не находили себе места и спали по очереди.
Ровно пять суток, целых сто двадцать часов, продолжалось буйство стихии. Оно кончилось почти сразу, как и началось. В течение часа наступил полный штиль, и люди стали подсчитывать потери и убытки. Выяснилось, что с консервного завода снесло часть кровли, на плавбазе развалило штабель бочек с горючим и /катило их на другую сторону лимана, за восемь километров. Жители комбината в своих жилищах мерзли, а те, у кого не хватило припасов, и голодали, так как последние три дня из домов никто не выходил, к тому же электростанция, пекарня и магазин не работали.
Вот так мы узнали, что такое настоящая чукотская пурга.
И вот я вижу ее, можно сказать, в анатомическом разрезе. Она совсем не так страшна, какой казалась с земли. Просто сильный ветер, поднявший снег!
Это говорит разум. А в памяти еще свежо чувство пережитого страха. Он услужливо напоминает о гибели отважного Кальвицы, о бедствиях экипажа Масленникова, «Чашу весов» перетянула мысль о Волобуеве. Моя машина должна быстрее выйти на поиски. Надо садиться на базе! Риск не безрассуден. Теперь я знаю то, что представлялось непостижимым. И в этом знании моя сила!
Я сделал эту посадку. О ней позднее. Сейчас расскажу, если можно так сказать, о «физиологии» пурги.
Пурга является важной подробностью быта на Севере. Без представления о ней нельзя понять специфику жизни в Арктике.
В умеренных широтах употребляют слова «метель» или «буран». Пурга — это ни то и ни другое. Это не Просто ветер со снегом, а нечто качественно отличное. Существительное «метель» родственно глаголу «метет», Который ассоциируется с чисто человеческим действием. Нельзя сказать о ветре, что он метет, если при этом срываются с якорей корабли и опрокидываются самолеты.
Условную границу между понятиями «метель» и «пурга», на мой взгляд, можно провести где–то около скорости ветра в 20 метров в секунду, 72 километра в час. Такой силы ветер в средних широтах достигает не часто, а в Арктике наоборот, слабый ветер редок, Совсем не редко 30 метров в секунду, но бывает и более 40. Среди ветреных мест планеты Чукотка не на последнем месте, а район Анадыря спорит за первое место на Чукотке.
Движение воздушных масс изучают синоптики. Прошу у них прощения за примитивность своего изложения.