В объятиях смерти
Шрифт:
Пролог
Август, 13
Ки Уэст
"Дорогой М.
Тридцать дней миновали, осененные яркими солнечными красками и переменчивым ветром. Я слишком много думаю и не могу забыться.
Днем чаще всего бываю у «Луи»: пишу на веранде или смотрю на море. Вода светится изумрудной зеленью над мозаикой песчаных отмелей и темнеет до аквамарина там, где глубже. В бездонном небе — вечное движение белых облаков, клубящихся, как дым. Неизменный ветерок доносит голоса купающихся и раскачивает парусные шлюпки, стоящие на якоре по ту сторону рифа. Веранда — крытая, и когда
Никто не беспокоит меня. Я такая же часть ресторанной семьи, как Зулус — черный Лабрадор, купающийся после дармового угощения, и бездомные кошки, которые бесшумно слоняются, вежливо ожидая объедков. Четвероногие подопечные «Луи» питаются лучше, чем иной человек. Приятно наблюдать, с какой добротой мир заботится о своих созданиях.
Я не могу пожаловаться на свою дневную жизнь.
Меня страшат ночи.
Когда мои мысли выползают из темных щелей и плетут свою ужасную паутину, я гоню себя в толпу гудящих лиц Старого города тянущихся к шумным барам, как мотыльки — к свету. Уолт и Пи Джей отшлифовали до совершенства мои ночные привычки. Первым, в сумерки, в меблированные комнаты возвращается Уолт, потому что его серебряный бизнес на Меллори-сквер замирает с наступлением темноты. Мы открываем по бутылочке пива и ждем Пи Джей. Затем мы — уже втроем — отправляемся в путешествие от бара к бару, заканчивая его в какой-нибудь забегаловке. Мы становимся неразлучными. Надеюсь, эти двое всегда такими и останутся. Их любовь уже не кажется мне противоестественной. Похоже, мне вообще ничто уже не кажется противоестественным, кроме смерти.
Истощенные и изнуренные люди, их глаза — как окна, через которые мне видны их измученные души. СПИД — разрушительная напасть, поглощающая жертвы этого маленького островка. Наверное, дома я чувствовала бы себя странно в компании с изгнанными и умирающими. Но, возможно, я выжила благодаря всем им.
Когда я лежу ночью без сна, слушая жужжание вентилятора на окне, мое воображение выходит из-под контроля и начинает рисовать картины — как это произойдет.
Каждый раз, когда раздается телефонный звонок, я вспоминаю. Каждый раз, услышав шаги за спиной, я оборачиваюсь. Ночью я заглядываю в свой шкаф, за занавески и под кровать, а затем придвигаю стул к двери.
Боже милостивый, я не хочу возвращаться домой.
Берил"
Сентябрь,13
Ки Уэст
"Дорогой М.
Вечером, у «Луи», Брент выглянул на веранду и сказал, что меня просят к телефону. Мое сердце бешено колотилось, когда я подошла и услышала в трубке помехи междугородного звонка, а затем линия отключилась.
Этот путь мне многого стоил! Я уговаривала себя, что я слишком нервная. Если бы это был «он», то сказал что-нибудь и насладился моим страхом. Не может быть, что он знает, где я, не верю, что он смог выследить меня здесь. Одного из официантов зовут Стью. Он недавно поссорился со своим другом на севере и перебрался сюда.
Возможно, звонил его друг, но было плохо слышно, поэтому показалось, что он попросил позвать Стро, а не Стью, и когда я ответила, он повесил трубку.
Было бы лучше, если бы я никогда никому не говорила свою фамилию. Я — Берил. Я — Стро. Я боюсь.
Книга не окончена, а у меня уже почти нет денег, и погода переменилась. Сегодня с утра темно и дует сильный ветер. Я осталась в комнате, потому что, если бы я попыталась работать у «Луи» — страницы унесло бы в море. Мерцают уличные фонари. Пальмы сражаются с ветром, их листья напоминают вывернутые зонтики. Мир стонет за моим окном, как раненое существо, и когда дождь стучит в стекло, то кажется, что наступает армия тьмы, и Ки Уэст в осаде.
Скоро мне придется уехать. Я буду скучать по острову. Я буду скучать по Пи Джею и Уолту. Благодаря им я чувствовала себя в безопасности. Обо мне заботятся. Я не знаю, что буду делать, когда вернусь в Ричмонд. Может быть, мне придется сразу уехать, но куда — не знаю.
Берил"
Глава 1
Убрав письма из Ки Уэста обратно в папку, я достала пакет с хирургическими перчатками и кинула их в свою черную медицинскую сумку. Затем вошла в лифт, чтобы спуститься этажом ниже, в морг.
Выложенный плиткой коридор был влажен после уборки, а помещение, где производятся вскрытия, оказалось запертым. По диагонали от лифта находился холодильник из нержавеющей стали, и когда я открыла его массивную дверь, на меня знакомо пахнул холодный, зловонный воздух. Я нашла каталку с телом, не читая надписей на бирках, узнав стройную ногу, выглядывавшую из-под белой простыни. Мне был знаком каждый дюйм Берил Медисон.
Дымчато-голубые глаза тускло смотрели из-под полуприкрытых век на ее вялом лице, обезображенном бледными открытыми разрезами, в основном на левой стороне. Шея широко распахнута до позвоночника, мышечные волокна разрезаны. Прямо над левой грудью располагались девять колотых ран, разверстые, похожие на большие красные отверстия для пуговиц и почти идеально вертикальные. Они были нанесены быстро и последовательно, одно правее другого, с такой яростной силой, что на коже остались следы от рукоятки. Порезы на руках были длиной от четверти до четырех с половиной дюймов. Исключая колотые раны на груди и разрезанное горло, на теле было двадцать семь порезов, с учетом двух ран на спине, и все они были нанесены, когда девушка пыталась отвести удары широкого острого лезвия.
Мне не нужны были фотографии или схемы тела. Достаточно закрыть глаза, чтобы увидеть лицо Берил Медисон и представить во всех вызывающих дурноту подробностях следы насилия. Левое легкое было проткнуто четыре раза. Сонные артерии почти перерезаны. Дуга аорты, легочная артерия, сердце и околосердечная сумка повреждены. К моменту, когда этот сумасшедший почти обезглавил ее, она была уже практически мертва.
Я пыталась найти в этом смысл. Кто-то угрожал ей. Она сбежала на Ки Уэст. Она была испугана сверх всякой меры. Она не хотела умирать. Это случилось в ту ночь, когда ока вернулась в Ричмонд.
Почему ты впустила его в свой дом? Почему, скажи мне ради Бога, ты это сделала?
Поправив простыню, я задвинула каталку к задней стене холодильника к остальным покойникам. Завтра в это время тело Берил Медисон уже будет кремировано, и ее прах отправится в Калифорнию. Через месяц ей исполнилось бы тридцать четыре. У нее не было никого в этом мире, за исключением, кажется, сводной сестры во Фресно. Тяжелая дверь захлопнулась.
Бетон под моими ногами на стоянке позади отдела медицинской экспертизы был теплым и успокаивающим. Я чувствовала запах креозота, исходивший от близкой железнодорожной эстакады, нагревшейся на теплом не по сезону солнышке. Был канун Дня всех святых.