В объятьях зверя
Шрифт:
— А… Как? — протянул Сальваторе, кивнув на дверь.
— Ты ее не закрывал на замок, — Елена пожала плечами, и Деймон, вспомнив, что это действительно так, мысленно отвесил себе подзатыльник за такую невнимательность.
Между ними на несколько секунд повисла пауза, а затем Елена спросила:
— Всё?
Ее вопрос звучал не так тихо и робко, как она обычно разговаривала. Было видно: она была разозлена. Но в полной мере выплеснуть свое возмущение она не смогла от неожиданности и шока, от которого так и не смогла отойти за эти несколько часов. Ей до сих пор казалось, что сейчас она находится в каком-то сне. Происходящее было настолько отвратительно, что верить в это совершенно не хотелось. А еще больше не хотелось верить в то, что так вел себя Деймон. Возможно, именно поэтому Елена после бессонной ночи и такого унижения, собрав все свои силы и закусив губу, все-таки вернулась к нему. Забыла о гордости, постаралась задушить в себе невообразимую
— Да, — как ни в чем не бывало ответил Деймон. — Спасибо за понимание. Как ты провела время?
Елена несколько секунд смотрела на него, не моргая и просто не зная, что сказать. В этот момент она, наверное, как никогда хотела понять, действительно ли он такой циничный или просто носит маску. Но ни один мускул не дрогнул на лице Деймона, и становилось ясно, что первый вариант, скорее всего, более правдив.
— Деймон, а как я могла его провести в три часа ночи в совершенно незнакомом городе? — с искренним изумлением и даже каким-то отчаянием произнесла она.
— Я дал тебе достаточно денег для того, чтобы пойти в любое кафе, бар, ресторан и вполне неплохо провести там время. В чем проблема?
С каждой новой репликой Деймона Елене становилось все яснее, что ничего предосудительного в своем поведении он не видит, и от этого становилось еще более мерзко: на то, что могла почувствовать она, ему было совершенно плевать. Как это было обычно, он вновь поставил на первое место свои ощущения и желания.
— Проблема в твоем отношении ко мне, — ответила Елена, и по венам, кажется, разнося по организму тепло, вновь пошла кровь, замершая в тот момент, когда она увидела его, когда пришла. — Ты приводишь домой девушек, при этом выставляя меня за дверь, как… Как какую-то вещь! — воскликнула брюнетка, чувствуя, что воздух в легких кончается. — И я уже молчу о том, что, черт возьми, мы тоже спим друг с другом, и для меня просто мерзко осознавать, что…
— А, так вот что тебя волнует, — усмехнулся Деймон. — Елена, я мальчик взрослый и знаю о том, что такое презервативы, если ты об этом.
— Да мне плевать, о чем ты знаешь, а о чем нет! — выпалила она и ощутила, как стук сердца вместе с шумом крови, бегущей по венам, начинает громко отдаваться в ушах. — Деймон… — Елена облизала пересохшие губы и несколько раз мотнула головой. — Это для тебя действительно нормально? Для тебя это правда ничего не значит?
В этот момент Деймон почувствовал, как в нем самом начинает закипать раздражение. Ему никогда не нравилась кротость Елены, ее безропотность, в каком-то смысле даже бесхребетность. Но сейчас, когда она, переборов прежде всего саму себя, показала, что, хоть она от него и зависима, она не позволит сделать из себя половую тряпку, какую он мог сделать, например, из Сибил или каких-то других влюбленных в него девушек, пошла против него, не проглотила его поступок, попыталась как-то изменить ход дел и сделать его таким, каким видела его сама, — его это разозлило. Больше всего на свете он любил и ценил свободу, и ограничить его в чем-то или подчинить было не под силу никому. В сознании возникла своеобразная граница, вновь разбросавшая Елену и Деймона по разные стороны баррикад: она для него — лишь игрушка, он — ее хозяин. Не больше и не меньше. В запале злобы желание показать ей это было каким-то нестерпимым, но абсолютно детским, словно бы ему было десять лет, и он хотел доказать родителям, что достаточно взрослый для того, чтобы гулять допоздна.
— А что это должно для меня значить? — повысил голос Сальваторе, подойдя ближе к Елене. — Кто мне ты и кто тебе я? Извини, Елена, но это моя квартира, и я имею полное право приводить сюда того, кого захочу. Я абсолютно свободный мужчина, и, прости, меня не должны волновать твои претензии по поводу того, с кем и когда я сплю. Их ты можешь выдвигать Стефану, — Деймон развел руками, — потому что, помнится, он все еще твой муж.
Елена вздрогнула, но не от страха, а от омерзения, когда услышала имя человека, которому действительно до сих пор была женой.
— Я же тебе, извини, никто, и тот факт, что мы живем вместе, ситуацию нисколько не меняет.
Девушка плотно сжала губы и тяжело дышала, на протяжении какого-то времени будучи просто не в силах что-либо ответить.
— Деймон, я не из тех шлюх, которых ты можешь забирать к себе домой хоть каждый вечер, — наконец произнесла она. — И я не позволю…
— Да? — с наигранным удивлением, усмехнувшись, переспросил Деймон, склонив голову набок и внимательно посмотрев в глаза Елены, в которых отчаяние и удивительная боль перемешивались со злобой, презрением и отвращением. — А кто ты? Ты легла под меня точно так же, как все те, кого ты сейчас так называешь, — с раздражением проговорил он. — Разве что продержалась дольше.
Когда Деймона накрывало волной ярости, контролировать себя ему было сложно. Он просто уничтожал оппонента психологически, давил на его больные места и наслаждался своим
Последние слова Деймона стали последней каплей в чаше терпения Елены. Гилберт изо всех сил старалась держаться, но вопреки всем попыткам из глаз брызнули предательские слезы. Но страх окончательно ушел из ее души, и она совершенно не думала о том, что он может ей ответить или отомстить каким-то другим способом. Хотелось выплеснуть на него хотя бы часть того, что она ощутила в эту ночь и что она чувствовала сейчас. Она сверкнула горевшими неистовым огнем карими глазами, от ярости ставшими практически черными, не говоря ни слова, подошла к Деймону, замахнулась и дала ему пощечину. Щеку тотчас обожгла острая боль, и Сальваторе от неожиданности отшатнулся и машинально приложил свою ладонь к месту удара. В ушах еще несколько секунд стоял звон. Вопреки ожиданиям Елены, он отреагировал спокойно и даже не повысил голос. Ее пощечина и сам факт, что она осмелилась сделать это, несколько отрезвил его, и он стоял, не двигаясь, стиснув зубы и прожигая ее взглядом пронзительных голубых глаз.
— Почему же ты Стефану так не могла ответить, если такая смелая? — с презрением сквозь зубы процедил Деймон.
— Пошел к черту, — срывающимся голосом прокричала Елена, задыхаясь от слез, и, развернувшись, вышла из квартиры, захлопнув за собой дверь.
Деймон не сдвинулся с места, когда Елена ушла, и лишь на протяжении какого-то времени смотрел на закрытую дверь. За ней вслед в этот момент он бы точно не пустился.
— Ну, хоть начала проявлять какие-то эмоции, — хмыкнул себе под нос он. — Уже прогресс.
Елена выбежала из дома, и в этот момент ей показалось, что перед ней открылась не одна оживленная улица, а несколько дорог, казавшихся необъятными: этот город был ей совершенно незнаком, и куда ей идти, она не знала. Шум автомобилей, звук клаксонов, веселые крики детей, доносившиеся из дворов, громкий смех студентов, судя по одежде, направляющихся на пляж — все смешалось в один большой гул. Елена убежала, словно ребенок, даже не имея мыслей по поводу того, что теперь будет делать дальше, не чувствуя под собой земли, — главное, чтобы подальше от Деймона. Внутри все горело. «Зачем ты ему поверила? Чего ты ждала?» — кричал внутренний голос. Это было больно, но Елена понимала, что Деймон, несмотря ни на что, был прав во всем. И когда он сказал, что он свободный мужчина и имеет право делать все, что захочет, и когда говорил, что они с Еленой друг другу никто… И когда приравнял ее к проституткам. Она действительно легла в постель с мужчиной, о котором не знала ровным счетом ничего, ради призрачного шанса на нормальную жизнь. Все их отношения действительно были сделкой, только Деймон платил ей не деньгами, а… Надеждой. И сейчас он же ее растаптывал. Вопреки всему, он оказался единственным, кто смог забрать ее из ада, в который Стефан превратил ее жизнь, и помог вдохнуть спокойно впервые за долгие месяцы, не вздрагивая от посторонних звуков и не ожидая очередного удара. С ним она вновь начала смеяться. В памяти почему-то промелькнула их поездка. Их долгие разговоры в дороге, шутливые споры и рассказы об университетских годах, волшебные два дня в Чикаго и Лас-Вегасе, которые ей подарил Деймон… Он постепенно отучал ее засыпать без него, и она привыкала к нему, сама не замечая, как тесно переплетаются их жизни. В эти дни она увидела в нем человека — причем того человека, который вызывал у нее уважение и сострадание. После этого поверить в то, что Деймон действительно может помочь, становилось очень легко. А теперь все исчезало, как туман. Он не скрывал от нее то, кем она для него является, — кукла с внешностью любимой. Без чувств, без собственного мнения. Мягкий пластилин, который должен принять ту форму, которую захочется ему. Она сама согласилась на это, и, наверное, такое поведение Деймона было не слишком удивительно. Но ведь не всегда можно следовать лишь по прямой. Неужели у него действительно ничего не екнуло, когда он вышвырнул ее ночью за дверь? Видимо, нет. Он был пьян, но обо всем говорил вполне осознанно. Тогда сможет ли он вообще понять ее боль? Едва ли. Просто не захочет. И если вдруг он просто потеряет интерес к этой непонятной игре, которую затеял он сам, чего ему будет стоить выставить ее за дверь еще раз — только уже навсегда? Забыв о ней и о своем обещании, как о сне, который мог присниться накануне
В голове молотом стучал лишь один вопрос: что делать дальше? Возвращаться в Нью-Йорк? Ехать в Сент-Огастин и там попросить о помощи друзей? Денег в кошельке вряд ли даже хватило бы на билет.
Елена не знала, сколько кварталов прошла, не обращая внимание на проходящих мимо людей и вывески магазинов, баров и ресторанов, но такая прогулка пошла ей на пользу: ей удалось более-менее успокоиться, она перестала плакать. По ощущениям прошло не меньше часа. Лишь боль в спине заставила ее сбавить шаг и, свернув в один из дворов, очень похожий на тот, что был около дома, в котором жил Деймон, присесть на скамейку. На детской площадке играли малыши, а из песочницы слышались звонкие голоса: