В объятьях зверя
Шрифт:
— Нет, Финн, я сегодня в гордом одиночестве, — говорил Стефан, одной рукой держа телефон, а другой заваривая ароматный английский чай. — Кэролайн ушла с Никки по магазинам, так что я с содроганием жду оповещений о покупках на телефоне.
— Кэролайн решила приобщить к высокой моде подрастающее поколение? — с мягкой усмешкой спросил Финн.
— Не поверишь, но да! «Чувство вкуса надо прививать с ранних лет» и все такое… Это еще Ребекка сегодня с ними не поехала, а то так их вообще до вечера можно было бы не искать. Хотя, зная мою сестренку, через пару часов они запросто могут встретиться и отправиться в рейд по торговым центрам вместе, — со смехом ответил Стефан.
— Слушай, раз у твоих девушек сегодня свой отдых, чего время
— Финн, не сыпь соль на рану, — попросил Сальваторе. — Я сейчас уезжаю в офис, на неделе ничерта не успел, нужно подготовить документы для налоговой. Так что, похоже, единственное, что мне сегодня светит, — это СМС-трансляция от вас.
— Налоговая — это святое, — протянул друг. — Ну ты давай, разбирайся там со своей работой и вспомни наконец о друзьях! Имей совесть, в последний раз виделись месяц назад. Элайджа на какую-то очередную конференцию в Германию умотал, Клаус весь ушел в семейную жизнь, ты к встрече с налоговой готовишься…
— Ты так говоришь, будто я к этой встрече всю сознательную жизнь готовлюсь, — хохотнул Стефан. — Если серьезно, то я абсолютно свободен в следующие выходные. Элайджа как раз должен вернуться в пятницу, Клаус дома баррикадироваться точно не будет, так что…
— Ловлю на слове! — цокнул языком Финн.
Друзья разговаривали еще несколько минут, но в какой-то момент в дверь раздался звонок. Стефан нахмурился: Кэролайн ушла с Никки лишь сорок минут назад и так быстро точно бы не вернулась, а гостей сегодня семья не ждала.
— Финн, я тебе перезвоню попозже, тут пришел кто-то, — пробормотал он.
Пожелав приятелю здоровья, Финн попрощался с ним, а Стефан, взглянув на часы, отправился проверять, кому он мог понадобиться утром воскресенья. Звонки становились все настойчивее.
Когда Стефан открыл дверь, ему показалось, что на мгновение кровь перестала циркулировать по венам. На пороге стояли двое полицейских.
— Окружная полиция.
Один из полицейских — тот, что был выше ростом и выглядел чуть старше, предъявил свое удостоверение.
— Стефан Сальваторе? — грубо спросил он.
— Да, это я, — с трудом поборов ком в горле, негромко ответил Стефан. — Что-то случилось?
В этот момент другой полицейский, молодой паренек лет двадцати пяти, достал из кармана бумагу, заверенную подписью и печатью Департамента полиции Нью-Йорка. Из всего написанного Стефан смог уловить лишь три слова: «Ордер на задержание».
— Вы подозреваетесь в подстрекательстве к убийству Аларика Гилберта и умышленном нанесении тяжких телесных повреждений вашей бывшей супруге, Елене Гилберт.
Стефан, не моргая, смотрел на документ, предъявленный шерифом, и не мог ни что-то сказать, ни пошевелиться. По коже прошел ток.
— Вам придется проехать с нами.
Время замерло в точке гнетущего ожидания, вытеснившего собой все, чем была наполнена жизнь до этого момента. Каждый новый день был пугающе похож на предыдущий, в тянущейся мучительно медленно веренице стирая границы между ними, превращая то, чем Елена еще совсем недавно жила, в серый туман.
Тревога. Мучительная знобкая тревога потекла по венам ледяной водой вместо крови, заставляя сердце биться тише, касаясь каждой клеточки, заполняя собой душу. Это ощущение было уж знакомо уже давно. Но бороться с ним было все труднее. В голове набатом звучал лишь один вопрос: «Что будет дальше?» И невозможность ответить на него ложилась на душу тяжелым камнем, изматывала, тяготила, по капле забирала последние силы.
Жизнь вокруг продолжалась, но вся ее суета теперь доходила до Елены лишь невнятными отголосками, в какой-то момент абсолютно переставшими иметь какое-либо значение. Она словно бы вернулась на восемь
Однако наступала ночь, и Елена вновь оказывалась в плену. Зловещий огонек зеленых глаз. Кровь на руках. Боль, обоюдоострым кинжалом проходящая через легкие. Отголоски победоносного смеха. Она не могла даже проснуться и закричать, словно кто-то посторонний управлял ее сознанием, не давая забыть эти страшные минуты, заставляя ее переживать их снова и снова.
Все повторялось.
Лишь одно чувство было сильнее этого безумия и доставляло боль, гораздо большую, чем страх, — желание увидеть Никки. Елена отлично помнила слова Стефана: «я тебе никогда не отдам дочь», — и по коже шли мурашки всякий раз, когда их отголоски отдавались в сознании. Это не было напускным бахвальством и желанием показать превосходство. Елена, как никто другой, знала: Стефан сделает все, чтобы воплотить свои намерения в жизнь. Елена чувствовала себя загнанным зверьком в клетке, не имея ни малейшего представления о том, как ей быть дальше. День за днем она пыталась сдержать себя, твердила себе, что Никки в безопасности, уговаривала саму себя подождать еще немного… Но материнское сердце, измученное разлукой с дочерью, уже не могло стучать спокойно. Хотелось, как тогда, когда она получила СМС Стефана, бросить все и сорваться в Нью-Йорк, наплевав на все: на доводы Деймона, на собственную безопасность, на дикий страх, который поднимался в ее душе, когда она видела глаза Стефана. Из головы у Елены не шла фотография, которую она мельком увидела в гостиной, когда приехала к нему. Девушка, изображенная на ней, обнимала Никки с такой любовью, с такой нежностью, что сердце начинало щемить, а на глаза выступали слезы от понимания, что малышка, скорее всего, называет мамой именно ее. Но в то же время именно это фото дало Елене надежду. Знает ли эта девушка об истории, произошедшей в семье Стефана? Елена едва ли могла поверить в то, что Стефан обо всем ей честно рассказал. В сознании мелькнула робкая мысль: что, если попробовать поговорить с ней? Елена не знала, какой Кэролайн человек, не знала, что их связывает со Стефаном, кроме того, что, вероятно, они живут вместе, не знала, как она может отреагировать на ее рассказ. Но именно это незнание давало надежду.
Елена понимала, что обсуждать ситуацию с Деймоном и просить у него помощи бесполезно: он ясно дал ей понять свое отношение к ней еще в тот день, когда узнал, что она ездила к Стефану. И сейчас, когда от отчаяния опускались руки, когда, казалось, она вновь осталась один на один со своей болью, в мыслях было лишь одно имя.
Она по-прежнему не могла доверять ему полностью и все еще боялась. Но этому человеку верил Деймон, и осознание этого отодвигало страх далеко на второй план.
— Елена, это безумие, — мотнул головой Энзо, когда одним из вечеров она приехала к нему в отель и рассказала обо всем. — Тебе опасно появляться в доме Стефана. Деймон прав.
— Стефана там практически не бывает, — дрожащим голосом пересохшими губами тараторила Елена.
— Откуда ты знаешь? — устало спросил итальянец, но, когда он поднял взгляд на девушку, в ее глазах он прочитал ответ на свой вопрос. — Подожди… Ты что… Следила за ним?
Сент-Джон смотрел на Елену совершенно ошалевшим взглядом и не мог поверить своим ушам.
— Елена, ты…
— Он не видел меня, это совершенно точно, если ты об этом, — перебила его она. — Я знаю время, когда его не бывает дома, от и до. И я знаю, когда дома находится его девушка. Мне нужно лишь поговорить с ней и объяснить, что я… — голос Елены сорвался, и она нервно сглотнула, из последних сил стараясь сдержать подкатившие слезы. — Что я не бросала Никки.