В объятьях зверя
Шрифт:
Энзо сидел, сцепив пальцы в замок, и, словно запрограммированный робот, мотал головой. Он опустил взгляд, чтобы снова не встретиться с полными немой мольбы глазами Елены, потому что знал: если это случится еще раз, он не сможет отказать ей. А разум кричал, что отказать нужно — это могло быть слишком опасно.
— Она может быть просто хорошей знакомой, — невнятно бормотал он, пытаясь как-то переубедить ее.
— К чему держать дома в рамке фото со знакомой в обнимку и собственным ребенком? — резонно заметила Елена. — Энзо, прошу тебя, — она легонько тронула его за плечо, и Сент-Джон почувствовал, как по коже побежали мурашки. — Мне ничего больше не нужно. Только увидеть Никки.
Энзо, не в силах больше сдерживаться,
— Уже скоро полиция должна закончить проверку по твоему заявлению, — стиснув зубы, проговорил он. — Никки должны будут вернуть тебе.
— Энзо, да как ты не понимаешь! — вдруг воскликнула Елена, всплеснув руками, вскочив на ноги и схватившись за голову. — Он мог уже запустить процесс по лишению родительских прав. У него все козыри на руках — в моей крови были обнаружены наркотики. Даже если его задержат, Никки оставят с Ребеккой, как с ближайшей кровной родственницей!
Энзо нервно потирал ледяные руки, и не знал, какие еще слова подобрать для того, чтобы остановить Елену. В голове роилось множество мыслей, в ушах шумела кровь, и он совершенно не мог сосредоточиться, чувствуя себя совершенно беззащитным, как маленький ребенок, которого родители застали за хулиганством.
— Представь себя на моем месте, — тихо прошептала Елена, опустив голову. — Я не видела дочку почти год… Понимаешь? Год! Я не слышала ее первых слов, не видела, как она делает свои первые шаги… Она ни разу не назвала меня мамой.
У Энзо не было своих детей, и он никогда не отличался сентиментальностью, но в этот момент в нем что-то дрогнуло. В какую-то секунду все мысли о том, что он должен остановить Елену, что это неправильно, ушли куда-то далеко. Осталось лишь одно: ноющая боль в сердце, сковывавшая его, словно прочной цепью, когда он смотрел Елене в глаза, думая о том, что ей пришлось пережить за этот год, и от мыслей об этом внутри все сводило колючим холодом. Он понимал, что она права: сейчас на счету был каждый день, и было неизвестно, когда полиция сможет забрать Никки и удастся ли это сделать сразу.
— Елена, ты действуешь вслепую, — выдохнул Энзо, в глубине уже чувствуя, что сопротивляться долго не сможет. — Откуда мы знаем, какая она? Может, они со Стефаном вообще за одно…
— Гадать так можно долго, а время идет. И для меня лучше действовать так, вслепую, ничего не зная, но имея хотя бы крошечный шанс, чем сидеть сложа руки, раз за раз думая о том, что мой ребенок даже меня не помнит.
В какой-то момент голос перестал дрожать. Последнюю фразу она произнесла совсем тихо, почти шепотом, но в них звучала такая немыслимая уверенность и твердость, что Энзо понял: противостоять бесполезно. Она не отступится. Даже если он сейчас ей откажет, для нее это уже не будет препятствием. Она сделает все, чтобы встретиться со своим ребенком. В голове не укладывалось, как в этой маленькой хрупкой брюнетке, которая сама напоминала маленькую девчонку, умещалось столько самоотверженности и смелости. Когда все изменилось? В какой момент из запуганного зверька она превратилась в настоящую волчицу, которая была готова убить любого, кто посмеет причинить вред ее ребенку? И сейчас Энзо, вдруг вспомнив о том, как Елена когда-то буквально вырвала из его рук Никки, когда он просто пытался ее успокоить, понимал: на самом деле, ничего не менялось. Елена была такой всегда. И эту совершенно безумную, не знающую границ и страха, готовую на все любовь к дочери Стефан убить не смог и не сможет в ней никогда. Лучшим доказательством этого служила единственная истина: она сейчас стояла рядом с ним, забыв о том, какие страдания он ей причинял. Она могла бояться, ненавидеть, презирать… Но
Боль Елены коснулась его сердца раскаленным железом, и в какой-то миг Энзо показалось, будто бы это он был лишен возможности видеть своего ребенка почти год. И, наверное, именно в эту самую секунду барьер, которым он так упорно пытался оградить себя от Елены, рухнул.
— У тебя хотя бы есть какой-то план? — обессиленно простонал он. — Что ты собираешься делать?
Глаза Елены просияли. Она чувствовала: он сдается, — и, видя это в его несмелом взгляде, ощущала, как внутри разливается тепло.
— Обычно Стефан уезжает на работу около девяти часов утра, — объяснила Елена. — Но его девушка в это время еще дома, я несколько раз видела, как они прощались на крыльце. Она уезжает только в час или в два. Мы могли бы приехать туда завтра в одиннадцать-двенадцать часов. Мне нужно хотя бы просто поговорить с ней, попытаться объяснить всю ситуацию… Узнать, как Никки. В конце концов, она тоже женщина, она должна понять… — выдохнула она.
— Я так понимаю, я тебе нужен для того, чтобы подтвердить твои слова?
— Да.
Энзо тяжело вздохнул и озадаченно потер лоб.
— Энзо, она вряд ли о чем-то знает, — сказала Елена. — Ты сам-то веришь в то, что Стефан ей обо всем рассказал?
По губам Энзо скользнула мрачная усмешка.
— Ты права, это не в его стиле, — задумчиво пробормотал он.
Он молчал в течение почти минуты, кусая губы настолько сильно, что, казалось, на них вот-вот выступит кровь. Секунда текла за секундой, и Елена не отводила от Энзо взгляд, в его глазах пытаясь прочесть ответ. Чем дольше шло время, тем сильнее холодели руки, но Елена не решалась прервать эту тишину. Она видела, как внутри него идет борьба, но какая сторона возьмет верх, не знала.
Наконец, она снова услышала голос Энзо, который вновь пустил по венам кровь.
— Хорошо, я тебе помогу.
— Я надеюсь, Вы понимаете, что я не собираюсь давать показания без присутствия своего адвоката.
— Это ваше право, — спокойно ответил следователь — мужчина лет сорока в гражданской одежде, представившийся Джексоном Колдриджем. — В таком случае, советую Вам связаться с ним как можно быстрее, мистер Сальваторе.
Следователь придвинул телефонный аппарат ближе к Стефану, и тот, задержавшись на секунду, снял трубку.
Маркос… Стефан не мог назвать его лучшим другом, как Клауса, Финна или Элайджу. Но двенадцать лет знакомства, проведенные бок о бок студенческие годы и помощь, которую он не раз оказывал Сальваторе-младшему, не оставляли сомнений: на него можно положиться.
Все, что происходило дальше, было для Стефана, как в тумане. Звонок следователя Ребекке, как ближайшей родственнице, приезд Маркоса, о котором он узнал только от следователя, потому что приступить к исполнению своих обязанностей в этот день он так и не смог: так как Маркос не был постоянным адвокатом Стефана, ему необходимо было получить ордер, допускающий его к рассмотрению материалов дела, и волокита с документами заняла массу времени. Как ни старался следователь ускорить этот процесс, допрос в этот день проведен не был. На протяжении всего этого времени Стефан не думал о том, что ему грозит, в нем не было даже ярости, когда он понял, что Елена и Деймон все-таки подали заявление в полицию. В его голове набатом била лишь одна мысль: Кэролайн не должна ни о чем узнать. Он понимал, что рано или поздно это все-таки произойдет, но изо всех сил надеялся оттянуть этот момент. Такой совершенно дикий, ледяной страх, который затмевал абсолютно все ощущения, не давал дышать, связывал по рукам и ногами, он ощущал во второй раз в жизни. В первый раз он боялся потерять своего ребенка. Сейчас было немыслимо понимать, что его может оставить та, жить без которой он уже очень давно разучился.