В объятьях зверя

atranquility

— Какая теперь разница? — придя в себя, пожала плечами она.

— Ну, я все же надеюсь, что имею знать, что происходит, потому что, черт возьми, пока что я твой муж, — огрызнулся Марсель.

С этими словами он показал Ребекке обручальное кольцо на своем пальце.

— С чего ты вообще взял, что для того, чтобы решить развестись, мне нужно, чтобы в моей жизни появился другой мужчина?

— Я не знаю! — потеряв терпение, разведя руками, воскликнул Марсель. — И я понять не могу, что на тебя нашло. Все эти три года ты меня как-то терпела, и таких мыслей у тебя почему-то не появлялось.

— Вот именно, — сказала Ребекка. — Терпела. Всякому терпению приходит конец, Марсель. Сейчас пришел моему. Я, честно, не понимаю, что ты боишься потерять. В то, что ты любишь меня,

я теперь, наверное, не поверю, даже если в этот момент с неба упадет метеорит. Потому, что если бы это было действительно так, ты бы не орал на весь дом каждый раз, когда я умоляла тебя хотя бы попробовать обсудить этот вопрос, что дети тебе не нужны. Ты бы не уходил каждую пятницу в ночной клуб, аргументируя это одним и тем же: «Мне нужно отдохнуть». Ты бы не пытался меня вернуть домой, как какую-то прислугу каждый раз, когда я ездила в больницу к Никки, когда она болела, хотя я предупреждала тебя об этом заранее и, в отличие от тебя, не отключала телефон, пропадая на дне рождения у очередного друга.

В голосе Ребекки звучали неподдельные боль и обида, и впервые за время этого разговора он задрожал.

— На кой-черт ты тогда выходила за меня замуж, если я в твоих глазах такой мудак? — недоуменно выкрикнул Марсель.

Ребекка с горечью усмехнулась.

— Видишь, Марсель, — с грустью произнесла она, — ты даже сейчас не понимаешь, что на самом деле мне было нужно. Мне была нужна семья. Я хотела найти ее в тебе. И я ошиблась.

Марсель отвел взгляд в сторону и положил руки в карманы.

— Послушай, Ребекка… — уже спокойнее пробормотал он, но она не дала ему договорить.

— Нет, Марсель, это ты меня послушай, — перебила его она. — Серьезно, единственный раз за три года, я надеюсь, ты можешь это сделать. Мне плевать, что ты думаешь по этому поводу, какой истеричкой меня считаешь, но если ты думаешь, что очередной разговор на тему «как же спасти наш брак» действительно чем-то поможет, то ты слишком наивный. Мне, правда, по горло это все надоело. И тебе, я готова поспорить на любую сумму, тоже! Думаешь, ты будешь готов к детям даже через несколько лет?

Марсель молчал.

— Ты сможешь отказаться от походов в ночные клубы?

Тишина служила Ребекке лучшим ответом.

— Вот и я не смогу отказаться от своей мечты. Мы, правда, не те люди, ради которых мы оба сможем поступиться тем, что является частью нашей жизни. И я вижу из этого только один выход: к черту это все.

Ребекка перевела дыхание, мельком взглянув на часы и поняв, что ей пора на работу.

— Это глупо, — протянул Марсель, проведя ладонью по лицу.

— Понятия не имею, за что ты сейчас держишься, да мне это, в принципе, уже и не важно. Но я все-таки надеюсь, что нам удастся найти общий язык в этом вопросе. Потому, что своего решения я не изменю.

Жестко отчеканив последние слова, Ребекка, забрав портфель с ноутбуком и наскоро надев пальто, вышла из дома и уехала на работу, оставив Марселя в полной прострации.

После этого разговора, наконец произнеся слова, которые так долго боялась сказать, Ребекка, почувствовала в душе легкость — наверное оттого, что в глубине души понимала: в конце концов, Марсель примет ее решение.

Оставив личные проблемы за порогом дома, Ребекка хотела с головой погрузиться в работу, чтобы немного отвлечься, тем более что дел накопилось немало, но сконцентрироваться на них так и не удалось. Несколько раз в этот день у Ребекки произошел такой же приступ, как во время разговора с Марселем: острая боль, которая особенно сильно ощущалась в левой части головы, вспышки в глазах и на несколько секунд — словно бы полное выключение из реальности. После — постепенно, очень медленно нарастающая головная боль, из острой переходящая в ноющую, которая все сильнее словно жестким обручем стягивала голову. В голове сразу же мелькнула единственная мысль: возвращались мигренозные приступы. Мигренью Ребекка страдала с семнадцати лет — приступы начались вскоре после гибели родителей и могли случаться по несколько раз в месяц. Симптомы были очень схожи: резкая головная боль, светобоязнь, мерцание в глазах, тошнота. Своевременная диагностика и правильно

подобранное лечение со временем помогли совладать с заболеванием, хоть и не купировали окончательно, так что теперь мигрень беспокоила Ребекку не чаще одного-двух раз в год, что казалось не таким уж страшным по сравнению с теми болями, с которыми Ребекке приходилось справляться несколько лет назад. Примерно рассчитав время, она вспомнила, что последний приступ был около восьми месяцев назад, но тогда причина была очевидна: вернувшись в Нью-Йорк с Гавайев, где они с Марселем проводили свой отпуск, Ребекка на следующий же день отправилась в Рим по вопросам работы. Скачки давления, утомление после перелета, два взлета и две посадки за два дня в конечном итоге дали о себе знать. Сейчас же видимых причин для нового приступа не было: Ребекка не чувствовала переутомления, следила за распорядком дня и питанием и в целом чувствовала себя хорошо. В душу закрались сомнения, и, еле перенеся этот рабочий день, спасаясь лишь обезболивающими, Ребекка твердо решила в ближайшие дни обратиться к врачу.

— Уснула?

Деймон стоял, прижавшись поясницей к столешнице, с кружкой чая в руках, когда на кухню, где горел приглушенный свет, зашла Елена.

Девушка кивнула, достав для себя чистую кружку и налив в нее еще теплый ароматный английский чай.

— Почти сразу, даже сказку читать не пришлось. У Никки сегодня было действительно много впечатлений, — улыбнулась она.

Елена, поджав губы, усмехнулась.

— Вы с Энзо очаровали Никки, кажется, с первого взгляда. Перед тем, как уснуть, она спросила, придете ли вы завтра.

По губам Деймона скользнула улыбка, и на мгновение он опустил взгляд, но уже через пару секунд вновь посмотрел на Елену.

— Елена, у тебя… — в этот момент Деймон замолчал, будто бы пытаясь подобрать слова. — Классная дочь, — наконец выдохнул он и усмехнулся, видимо, сам позабавившись своей неспособности как-то по-другому выразить свои чувства. — Мне тридцать три, я президент крутой компании, на работе разговариваю исключительно матом, и некоторые мои партнеры свято верят, что дома я устраиваю оргии и пью кровь младенцев. Но, черт возьми, мне кажется, я растекаюсь мороженым по полу, когда Никки делает нам с Энзо комплименты. Сейчас этого, наверное, от нее легко добиться, а лет через пятнадцать за одно такое слово, уверен, парни будут бить друг другу морды, — рассмеялся Сальваторе. — Я сильного отцовского инстинкта никогда не испытывал, но, признаюсь честно, сегодня мне стало реально интересно, какая компьютерная игра у свинки Пеппы любимая. Кстати, она называется «Веселая курица», — не скрывая гордости, поведал он, и Елена рассмеялась. — И с Энзо то же самое! Это…что-то невероятное.

— Знаешь, — задумчиво произнесла Елена, — когда Никки вернулась ко мне, я…

Девушка с шумом выдохнула, размышляя над тем, как можно описать то, что она чувствует.

— Я словно бы снова начала жить. Мир вокруг стал каким-то другим. Ярким. Интересным. Живым. Ей всего два года, а мне кажется, будто она была рядом со мной всю жизнь…

Деймон внимательно наблюдал за Еленой и, глядя в ее глаза, светившиеся искренним, неподдельным счастьем, чувствовал, насколько сильно ему нравится видеть ее такой. В душе наступал покой и приходило понимание: теперь все так, как и должно быть.

— Деймон, — вдруг позвала она, вернув его к реальности. — Я хотела сказать… Спасибо тебе. То, что ты сделал для меня… Наверное, я никогда не смогу отблагодарить тебя за это. Ты вернул мне самое дорогое, — прошептала Елена.

— Я не знаю, что может быть нужно ребенку, тем более в таком возрасте, кроме любящей матери, — ответил он. — Знаешь, — немного помолчав, вдруг задумчиво произнес Деймон и посмотрел куда-то вдаль, — что бы ни происходило, я, наверное, навсегда останусь при своем мнении: каким бы Стефан ни был моральным уродом и козлом, он хороший отец. У него никогда не горели глаза так, как в тот момент, когда он рассказывал о Никки. Это не подделать. Но как бы сильно отец ни любил своего ребенка, он не сможет одного: заменить ему мать. Вы с Никки нужны друг другу. И лично для меня в этом единственная истина.