В объятьях зверя
Шрифт:
В этот момент глаза у Деймона просияли, словно у маленького ребенка. Он рассказывал настолько искренне, что Елена чувствовала: он сам проживает сейчас заново эти минуты, — и слушала его взахлеб, словно бы оказываясь рядом с ним, восьмилетним мальчишкой, в том времени.
— Конечно, я тотчас же забыл об уборке, начал листать, пытаясь понять, что я мог пропустить. А потом, спустя пару минут, спустился к маме. Она, конечно, видела немой вопрос в моих глазах, — по губам Деймона скользнула грустная улыбка. — Но она не сказала мне ничего, только хитро подмигнула и приложила
Деймон улыбался, вспоминая обо всем этом, смотря куда-то вдаль, словно бы сквозь пространство, но в его взгляде была такая невысказанная тоска, что Елена, глядя в его глаза, на которых, казалось, вот-вот выступят слезы, чувствовала, как больно щемит сердце. В этот момент так сильно, как никогда раньше ей хотелось просто обнять его и показать: в эту страшную для него минуту, когда его покинул человек, ближе которого, наверное, невозможно представить, он не один. И может быть, забрать хотя бы часть этой неуемной боли, которая превращала его чистые живые глаза в глаза старика.
— Надо же… У меня тоже был такой тайник, — сказала Елена.
— Правда? — с интересом переспросил Деймон.
— Да! Правда, я тогда была чуть младше тебя и ситуация была немного другая: я до ужаса боялась врачей. Увидев белый халат, тряслась, как при морозе в минус тридцать. Что уж говорить о прививках или о походах к стоматологу… Это было для меня сродни фильму ужасов. Не знаю, сколько бы это продолжалась, если бы, не придя домой после какой-то очередной прививки в слезах, под подушкой я не обнаружила набор фломастеров. Я спрашивала у родителей, откуда они, и папа сказал, что с утра к нам заходил волшебный кролик, который просил передать этот небольшой подарок мне за храбрость. С тех пор такие подарки под подушкой появлялись всякий раз, когда я без слез терпела поход к врачу. И в конечном итоге каждые выходные я спрашивала у родителей: «А мы сегодня пойдем в больницу?»
Деймон улыбнулся.
— Страшно представить, на какие еще уловки шли наши родители.
— Это точно.
На какое-то время в гостиной воцарилась тишина, в которой слышалось лишь потрескивание камина.
— У тебя была замечательная мать, Деймон, — наконец негромко произнесла Елена.
Сальваторе едва заметно кивнул.
— Только сейчас я понял, почему сегодня мне так захотелось достать старые альбомы и пересмотреть фотографии, — хрипло проговорил он. — Мне ее не хватает.
Елена плотно сжала губы, изо всех сил стараясь успокоить ритм бешено стучавшего сердца, но едва ли она могла это сделать. В последней фразе Деймона, которая напоминала рык раненого животного, слилось воедино, наверное, все, что он чувствовал в эти дни. Опустошенность. Бессилие. Отчаяние.
— Наша последняя общая фотография была сделана в декабре позапрошлого
Фотография ей была знакома: она помнила, что это был день рождения Изабеллы, на который они со Стефаном тоже были приглашены.
— Почти полтора года назад… — задумчиво пробормотал он. — С того дня мы встретились от силы раза четыре.
— Деймон… — пересохшими губами прошептала Елена, но поняла, что вряд ли сможет что-то сказать: к горлу подкатил предательский ком.
— Знаешь, — сказал Сальваторе, — в последнее время я почему-то очень часто думал о том, что, как только закончится вся эта история со Стефаном, я позвоню… Просто поговорю. И смогу подобрать такие слова, чтобы все объяснить. Почему-то верить в то, что все встанет на свои места, тогда было очень легко. Я почему-то был уверен в том, что мне удастся обхитрить время…
— Не вини себя, — попросила Елена. — Никто не в силах предугадать, когда…
Закончить фразу она так и не смогла. Не хватило решимости и сил произнести самые страшные слова.
— Я знаю, — выдохнул Деймон. — Грейсон сказал, что все произошло буквально за несколько минут: острый инфаркт миокарда. Я не успел бы приехать. И я верю ему, потому что…
Он запнулся, сжав зубы.
— Я видел, как это бывает.
В этот момент голос Деймона сорвался, и Елене показалось, что ее сердце словно бы разорвали на две части.
— Но все это слова, не более. На деле…
Деймон на мгновение замолчал, пытаясь подобрать слова, и мотнул головой, потерев усталые глаза.
— Так не должно было быть.
— Деймон, — позвала Елена и невесомо коснулась его плеча.
По коже побежали мурашки, и Деймон повернулся к ней.
— Мне сложно представить что-то страшнее, чем-то, что произошло четыре дня назад. Но… Сейчас у тебя по-прежнему есть шанс все исправить.
Елена долго не могла найти в себе смелость заговорить об этом с Деймоном, но сейчас внутренний барьер рухнул окончательно. Она видела по его глазам: он сам к этому готов.
— Вы с Грейсоном…
Елена облизнула губы.
— Вы не должны потерять друг друга.
— Я, правда, не знаю, возможно ли сейчас что-то исправить в наших отношениях, — Деймон пожал плечами. — Но…
— Вы должны.
Деймон знал Елену давно и очень хорошо и видел разные ее эмоции. Но, кажется, в этот вечер он впервые услышал, насколько твердо может звучать ее голос, насколько быстро он может лишать всякой способности противоречить.
— Мы должны… — задумчиво повторил он, то ли утверждая, то размышляя, то ли задавая вопрос.
Они молчали с полминуты, думая каждый о своем, наблюдая за языками пламени, движения которых напоминали неспешный танец, но даже не касаясь друг друга, не глядя друг другу в глаза, они чувствовали присутствие друг друга — настолько сильно, что казалось, что между ними не оставалось ни одного миллиметра. Они словно бы становились частью друг друга, доверяя друг другу свою боль, свои надежды, свои мечты.
— Елена…
Елена вздрогнула и повернулась к Деймону, и в этот момент их взгляды встретились.