В объятьях зверя

atranquility

В следующую секунду Елена ощутила сильный толчок и вдохнув так глубоко, как только могла, распахнула глаза.

Осознание реальности пришло очень быстро — в тот же момент, когда Елена увидела свою комнату и услышала негромкий шелест деревьев из полуоткрытого окна. Она поднялась на локтях и на автомате повернула голову в сторону — туда, где обычно спал Деймон, когда они оставались вместе.

Елена с шумом выдохнула и устало провела ладонью по лицу. На протяжении последних нескольких недель каждую ночь она видела один и тот же сон. Ледяная вода. Сильное течение. Звать на помощь бесполезно — рядом нет никого. До боли знакомое чувство ужаса. И лишь яркий солнечный луч над головой, как последняя надежда на то, чтобы спастись… Он меркнет очень быстро. Тьма поглощает за доли секунды, навсегда отнимая самое дорогое, полностью обесценивая жизнь, превращая ее лишь в игрушку для кого–то намного более сильного, сейчас будто бы смеявшегося над ней.

Елена положила руку

на холодный шелк. Деймона не было рядом этой ночью. Еще пару недель назад ее бы это не испугало: была среда, а в разгаре недели Деймон, поглощенный работой, в Вест-Вилледж приезжал редко. Однако он не приехал и в прошедшие выходные. И, хотя Деймон позвонил и объяснил Елене свое отсутствие большим количеством дел, она прекрасно видела: причина совсем не в этом. Переписки, порой длившиеся до поздней ночи и иногда заканчивавшиеся лишь тогда, когда смартфон просто-напросто отключался из-за разряженного аккумулятора или когда кто-то из них, в конце концов, засыпал, заменили редкие СМС с коротким вопросом: «Все нормально?» Такие привычные шутки и смех, который не смолкал в доме, когда они встречались, проводя время в Вест-Вилледже или в Нью-Йорке, сменились звенящей тишиной и пустотой, которая удивительно быстро заполнила собой это место. Вместо нужного, как воздух, тепла теперь был холод дорогого шелка. Теперь Елена понимала одно: ей придется вновь привыкать к этому одиночеству. Но как же больно было это осознавать именно сейчас — после того, как она спустя долгие годы вспомнила, как это — дышать свободно и легко. После того, как в сердце едва-едва вернулась вера в чудеса. После того, как она вновь почувствовала, что значит быть счастливой.

Что оставалось Елене теперь? Корить себя за то, что так легко поддалась тому, во что ей в какой-то момент так сильно захотелось поверить? Она знала, что никогда не пожалеет ни об одном минуте, проведенной рядом с этим человеком. Разговоры в полутемной гостиной. Аромат терпкого виски и сандала. Горький остывающий кофе. Прогулки по ночному Лос-Анджелесу. Едва слышные аккорды гитары, струны которой задумчиво перебирал Деймон по вечерам. Споры до хрипоты, скандалы… А потом — долгая дорога друг к другу, которую они неустанно искали. Искали и вновь и вновь находили, начиная все сначала. Елена помнила каждую минуту этих двенадцати месяцев до самых мелких деталей, до едва уловимых запахов, до звуков, раздававшихся за окном в ночной тишине. И сейчас, когда все это исчезло в один момент, как сон, понимала: она сама виновата в том, что обманулась так легко и так быстро позволила себе забыть, какие отношения связывали их изначально. За такое короткое время Деймон стал не частью жизни Елены — частью ее самой, словно кто-то связал их невидимой, но невероятно крепкой нитью, которая в какой-то момент стерла все — немыслимый страх, когда она смотрела в его лукавые сапфировые глаза, отвращение, презрение. Год назад моля Бога лишь о том, чтобы он дал ей свободу и навсегда стер любые воспоминания об этом человеке, сейчас Елена не променяла бы их ни на что другое. Думала ли она о том, что однажды настанет день, когда они почувствуют, что эта необъяснимая останется с ними всю жизнь, а они сами смогут назвать друг друга семьей? Елена никогда не представляла Деймона своим мужем, не думала о том, что однажды он может стать отцом ее ребенка и тем более о том, что, быть может, когда-то заменит его Никки. Но она знала другое, и это было единственной правдой: ей было нужно, чтобы он был рядом. Она бы не попросила большего, если бы однажды встретилась с каким-нибудь добрым волшебником, который пообещал бы ей исполнить любое ее желание.

Эту тонкую нить, которая стала для Елены спасением и которую она так боялась потерять, оказалась способной порвать одна секунда. Секунда, в которую весь хрупкий мир, в который она верила, разлетелся осколками, словно дорогой хрусталь. Эти осколки в тот же миг вошли глубоко под кожу, не оставив в сердце ничего — ни надежды, ни мечты. Только острую обжигающую боль, которая день ото дня становилась лишь сильнее.

Они не говорили о произошедшем, словно этого никогда не было. Елена и Деймон боялись этого разговора, как маленькие дети, не в силах найти подходящие слова, желая, насколько это возможно, оттянуть момент, когда им обоим пришлось бы открыть друг другу правду. Однако правду эту они оба понимали уже сейчас. Всего одна секунда вновь разбросала их по разные стороны баррикад.

Был ли отсюда путь назад сейчас?

Его никогда не было.

Деймон так и не смог отпустить прошлое, хотя очень этого хотел. Елена понимала: в этом не было его вины. Он отчаянно искал в себе силы продолжить свой путь, оставив в сердце лишь воспоминания. Верила ли Елена, что сможет ему в этом помочь? В ее душе жила робкая надежда, что однажды он увидит в ней нечто большее, чем копию человека, которого ему уже давно нужно было отпустить. В какой-то момент ей показалось, что он действительно увидел. И от этого принять правду сейчас было еще труднее.

Что Деймон чувствовал в тот момент, когда назвал Елену именем Кэтрин? Видел ли он в эту секунду

Кэтрин в ее карих глазах, в ее улыбке, слышал ли знакомый голос? На мгновение он действительно обрел ее в совершенно другой девушке, которая на самом деле так была на нее не похожа. На губах Елены неизменно появлялась горькая усмешка, когда она думала об этом: значит, Деймон получил то, что хотел. Произошло то, что когда-то их связало. Вот только сделала ли его счастливым эта секунда? В его взгляде в этот момент было лишь одно: исступленное отчаяние, которое в одно мгновение забрало из него жизнь. Елена до боли помнила его глаза, просившие лишь одного: простить его. И именно в эту минуту, которую сейчас так сильно хотелось забыть, между ними произошел тот безмолвный разговор, который они почему-то постоянно откладывали на потом, думая, что однажды, обретя наконец покой, превратив свою боль в далекие воспоминания, они смогут подобрать друг для друга подходящие слова, чтобы понять: у них есть будущее. Вот только сейчас Елена осознавала, что их глаза тогда сказали друг другу совершенно иное. И, наверное, именно это был самым честным из того, что они могли друг другу сказать. У них с Деймоном не было и не могло быть истории. И в своей странной игре, которая теперь перемешалась с реальной жизнью, они зашли слишком далеко. Елена могла бы лишь на время помочь ему забыть его боль, но отпустить ее он не сможет уже, наверное, никогда. Кэтрин по-прежнему была нужна ему, и над этим не было властно время. Сможет ли Деймон когда-нибудь впустить в сердце другого человека? Не желая забыться, а по-настоящему полюбив — так сильно, как только умело любить его сердце, в котором под коркой эгоизма и цинизма, которыми он отчаянно пытался обезопасить себя от новой боли, все еще оставался свет. Так, как он полюбил когда-то Кэтрин. Елена очень хотела верить, что однажды он сможет вдохнуть свободно и найти свое счастье: она знала, что Деймон заслуживал этого больше, чем, наверное, какой-либо другой человек на этой Земле. Но теперь Елена понимала, что это не произойдет сейчас или даже, может быть, в ближайшие несколько лет. Деймон к этому не готов. И ей не суждено ни это увидеть, ни в этом поучаствовать.

Елена вновь опустилась на подушки и закрыла глаза. Этот холод не уйдет с наступлением утра. Деймон не приедет. Это должно было случиться. Она повторяла эти слова в мыслях, как молитву, но в сознании набатом стучал другой вопрос, ответ на который найти было пока невозможно: где найти силы, чтобы перестать ждать его звонка?

— Деймон?

На часах было около восьми, когда Роуз, недавно вернувшаяся из офиса, занимаясь какими-то домашними хлопотами, увидев на пороге лучшего друга. Сердце сковало тревогой — но не тогда, когда, после секундного замешательства Роуз вернулась к реальности и поняла, что была среда, а в тот момент, когда она увидела его глаза: его затуманенные, блуждающие, совершенно больные красные глаза. В руках у него была бутылка бурбона.

— Роуз, — негромко произнес Деймон, и от этого тихого, полного мольбы голоса у Роуз по коже побежали мурашки. — Ты — единственная девушка, к которой я могу прийти вечером с виски и не проснуться наутро в одной постели, — по его губам скользнула грустная усмешка. — Пожалуйста, если ты…

Роуз не дослушала его до конца: по его глазам ей становилось все понятно.

— Проходи, — коротко проговорила она, положив ладонь ему на плечо и слегка потянув его вперед, а затем закрыв входную дверь.

Через пару часов с работы должен был вернуться ее муж, и сама Роуз после рабочего дня чувствовала себя уставшей, но даже мыслей о том, чтобы отказать Деймону в его просьбе просто поговорить, у нее не было. Она слышала в его дрожащем голосе: ему нужно хотя бы выплеснуть то, что угнетало его все это время. Быть может, тогда стало бы на мгновения легче.

Время потеряло свой ход, когда между Деймоном и Роуз потек их тихий разговор. Роуз ни разу не свела с Деймона взгляд, когда он рассказывал ей о том, что произошло, и ей казалось, что на эти минуты сердце в груди замерло. Роуз была одной из немногих людей, которые всегда видели и знали его таким, каким он был на самом деле. Кому, как не ей, было знать, сколько раз в этой жизни ему приходилось терять. Однако ни разу, ни одним своим словом, ни одному, даже самому близкому другу он не доверял свою боль. Он закрывался от этого мира, переживая все внутри, сгорая в этом огне, но не допускал до своих ран никого. Для него было немыслимым подумать, что его будет кто-то жалеть или утешать. Он был неспособен дать слабину. И тем больнее Роуз сейчас было смотреть в его абсолютно растерянные глаза. Он одним взглядом впервые просил помощи.

— Деймон, пожалуйста, скажи мне одно. Ты любишь ее?.. — едва слышно произнесла Роуз.

Деймон потер уставшие глаза.

— Я люблю Кэтрин, — сказал он, и впервые в его голосе зазвучала уверенность. — Я люблю ее даже сейчас, спустя пять лет, не видя ее, не слыша ее голос, не чувствуя. Я понимаю, что так нельзя, что это глупо, что ничего уже не вернуть. Но сейчас я понял, что, какая бы девушка ни была рядом со мной, частичка этой любви останется во мне навсегда. Это сильнее меня, Роуз.