В объятьях зверя
Шрифт:
— Ты не против, если я сяду? — спросил Элайджа, поставив стул рядом с кушеткой Елены.
Девушка безразлично пожала плечами.
— Как твое самочувствие? — вопрос адвоката стал для нее неожиданностью: она думала, что он сразу начнет разговор с расспросов о наркотиках. Гилберт подняла на него взгляд: мужчина смотрел на нее с сочувствием, но с добротой и искренностью.
— Нормально.
— Что-нибудь болит?
— Тебе правда есть до этого дело? — пробормотала Елена, но в ее фразе не было ни ненависти, ни отвращения, ни каких-либо других эмоций:
Увидев такую реакцию на вполне обычные вопросы, Элайджа насторожился: Елена никогда не общалась ни с кем из своего окружения подобным образом, всегда была добра, приветлива и вежлива.
— Елена, я не желаю тебе зла. Как и Стефан. Как и все здесь. Мы хотим тебе помочь.
Элайджа говорил медленно, тщательно подбирая слова и смотря Елене в глаза, пытаясь наладить зрительный контакт, чтобы показать ей, что она может ему доверять. Девушка молчала. Несколько недель назад, услышав фразу о том, что Стефан хочет ей помочь, она бы рассмеялась Майклсону в лицо. Сейчас же ей было абсолютно все равно: чувство безысходности и абсолютной беспомощности словно бы тонкими, но очень цепкими щупальцами обволокло ее изнутри, не давая верить, что что-то может измениться.
— О чем ты хотел спросить меня? — через некоторое время наконец произнесла она, проигнорировав его слова и желая поскорее закончить эту встречу.
— Мы же не на допросе, — мягко сказал Элайджа. — В первую очередь я хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Остальное потом.
Мужчина помолчал немного, но затем продолжил.
— Ты сейчас должна думать о своем здоровье. Я знаю, это очень сложно после…всего произошедшего, — поборов ком в горле произнес он, — но нельзя закрываться в себе. Нужно попытаться вновь увидеть что-то светлое.
Елена молчала, смотря куда-то в пустоту.
— Знаешь, почему? — спросил Элайджа, повернув голову в ее сторону.
— Почему? — одними губами, словно ребенок, спросила Елена.
Ее голос дрожал.
— Потому, что дома тебя ждет дочь. К ней нельзя возвращаться с таким настроем.
Элайджа говорил так, потому что больше всего надеялся на то, что ему удастся убедить Стефана не торопиться с разводом и тем более — с лишением Елены родительских прав.
Услышав его последние слова, Елена вздрогнула, подумав о Никки. Внутри все сжалось.
— Я не причиню ей зла. Никогда.
Даже ее голос стал громче и звучал решительно и твердо.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь, — ответил Элайджа. — Но, Елена, ты должна понять одну важную вещь: когда ты принимаешь какие-то препараты, ты не всегда можешь отвечать за свои действия.
— Ты решил провести со мной воспитательную беседу о вреде наркотиков? — усмехнулась она. — Все понятно.
— Я не учитель, — мотнул головой Майклсон. — И…
— Я не принимала наркотики.
Слова Елены заставили Элайджу замолчать и внимательно посмотреть на нее.
Он был одним из самых квалифицированных и высокооплачиваемых адвокатов по гражданским
И сейчас Майклсон робел и совершенно не мог сформулировать свои мысли: этот разговор был для него в разы тяжелее чем, наверное, все его судебные дела вместе взятые. Он с большой теплотой относился к Елене: он прекрасно видел, как она любила Стефана и заботилась о нем, как старалась ему угодить, как обожала дочь. Ее искренняя доброта и скромность, кротость и какая-то внутренняя детская непосредственность очень нравились ему в ней. Элайджа понимал: такие люди сильнее всего подвержены влиянию со стороны, так что поверить, что Елена поддалась чьим-то уговорам «просто попробовать» было не так уж трудно. И больше всего на свете ему сейчас хотелось помочь ей и не допустить того, чтобы Стефан осуществил задуманное. Однако ее отрицание очевидного только рушило его надежды, потому что такое поведение было очень типичным для наркомана.
— Я бы очень хотел верить в это, — проговорил он. — Но давай говорить как взрослые люди. Есть анализы, и есть документы, их подтверждающие.
Элайджа глубоко вздохнул и потер глаза руками.
— Может быть, ты принимала какие-то сильнодействующие успокоительные, в составе которых был эфедрин? — несмело спросил он.
Гилберт едва заметно мотнула головой.
— Посуди сама, ну ведь не могли же эти цифры появиться из воздуха, — осторожно проговорил он, и даже его голос стал тише.
— Я понятия не имею, откуда они появились, — нервно, резко и громко выпалила Елена. — Я не кололась, не глотала таблетки, не нюхала, не курила.
— Елена, — как можно осторожнее произнес Элайджа. — Я уже говорил: мы здесь не для того, чтобы тебе навредить. Я хотел с тобой поговорить, чтобы выяснить все от тебя лично и от этого строить какую-то тактику действий, чтобы подобное больше не повторилось. Ты можешь верить мне, — тихо сказал он и дотронулся до оголенного плеча девушки теплой ладонью.
Елена впервые за долгое время не вздрогнула от прикосновения. Она перевела взгляд и какое-то время пустыми глазами смотрела в стену. Мужчина наблюдал за ней и терпеливо ждал ответа.
«Ты можешь верить мне» — теперь эта фраза звучала для Елены, наверное, как самая большая ложь, и неважно, кто ей это говорил. Она доверилась Стефану, на мгновение поверила Деймону… Можно ли было теперь, после всего того, что ей пришлось пережить за эти месяцы, поверить хоть чьей-нибудь улыбке? Едва ли.