В объятьях зверя
Шрифт:
— На тумбочке градусник… Не забудь измерить температуру, — попросила Елена, и Деймон задумчиво кивнул.
Девушка уже хотела было выйти за дверь, но Сальваторе окликнул ее.
— Елена, — произнес он, и она повернулась к нему, держась за дверь. — Спасибо, — проговорил Деймон, посмотрев ей в глаза.
Больше он не сказал ничего, но в одном слове уместилось все, что он чувствовал в этот момент. Елена поджала губы и, почему-то опустив взгляд, еле заметно кивнула и вышла за дверь, оставив Деймона переодеваться.
Следующие несколько часов прошли для Деймона, словно
За окном была стена дождя, и настроение вполне соответствовало погоде: накатила какая-то апатия, не хотелось вообще ничего. Ближе к вечеру, когда лежать в постели, слушая музыку и пытаясь что-то почитать или снова уснуть, надоело, Деймон устроился на диване в гостиной перед плазмой, пока Елена возилась на кухне, судя по всему, готовя ужин. Пролистав несколько каналов, он остановил свой выбор на каком-то развлекательном, по которому пустили старую добрую комедию «Знакомство с Факерами». Деймон за счет того, что первый фильм трилогии не смотрел, сначала воспринимал картинку не более, чем фон, не особо вдумываясь в происходящее на экране, хотя сюжетные линии были вполне понятны.
— Птичка, птичка, скок-прыг-скок…
А… Слоник изгибает хо-бо-ток.
Ну, а если будет хныкать он,
Грегг не воспитатель, а гандон.
Кажется, это незамысловатое стихотворение, придуманное Греггом Факером, было за сегодняшний день первым, что смогло вызвать у Деймона улыбку.
— Ган-дон…
— Нет… Нет, нет, нет! Не будем говорить его, это плохое слово.
— Ган-дон…
Эта сцена — наверное, самая знаменитая в фильме, — вызвала смех не только у Деймона: из кухни, где за счет открытого пространства и отсутствия дверей было отлично слышно все, что происходит в гостиной и был виден даже экран телевизора, послышался заливистый хохот Елены.
Сальваторе оглянулся: Елена стояла, скрестив руки на груди, совершенно забыв про салат, который готовила, и слегка прижимала ладонь ко рту, пытаясь успокоиться. В этот момент она ему показалась такой искренней, открытой, раскованной… Сейчас, пусть всего на минуту, но она, кажется, забыла о том, что так пугало ее все это время.
— Господи, этот момент можно пересматривать вечно, — переведя дыхание, сказала Гилберт, заметив на себе взгляд Деймона.
— Ты уже смотрела этот фильм? — с интересом спросил он.
— Раз двадцать, не меньше. Бен Стиллер великолепен.
— Так может, составишь мне компанию и посмотришь в двадцать первый? — Деймон похлопал по дивану, как бы приглашая Елену сесть рядом, и хитро улыбнулся.
Его предложение в одно мгновение словно отрезвило ее, и ее взгляд моментально стал каким-то растерянным.
— Деймон, мне нужно
— Елена, — его голос стал настойчивее, — я кухарку и уборщицу себе не нанимал.
Между Деймоном и Еленой повисла пауза, которая длилась несколько секунд, но эти мгновения тишины показались ей вечностью, потому что, как ответить на это, она не знала.
— Елена, правда, я думаю, салат не обидится, если ты приготовишь его чуть позже, — с иронией сказал Деймон.
Елена отложила нож, вытерла руки и прошла в гостиную, сев на диван немного поодаль от Деймона. Она не знала, что ее заставило все-таки сделать это: то ли желание посмотреть фильм, то ли настойчивый тон Деймона, который не допускал возражений.
Сальваторе, увидев, что сесть рядом с ним Елена побоялась, мысленно усмехнулся, но оставил все как есть: заразить ее не хотелось.
— Узнаю в этом пацане себя, — усмехнулся Деймон, когда на экране вновь появился герой Бена Стиллера, безуспешно пытавшийся заставить забыть малыша слово, которое он с энтузиазмом повторял.
— Почему? — с интересом спросила Елена.
— Мне было лет пять, и в один прекрасный день мой словарный запас тоже пополнился, правда, другим словом. Оно мне так понравилось, что я решил поделиться своей находкой с Ребеккой. Просто представь себе диалог двух малявок, по крайней мере, одна из которых под стол пешком ходит:
— Ребекка, а я знаю слово «пидорас»!
— А что это такое?
— Без понятия.
— А ты пидорас?
— Наверное.
— И я?
— И ты.
— Так это, получается, все такие?
— Ну, может быть.
Ребекке, по всей видимости, словечко тоже приглянулось, — продолжил Деймон, — потому что, когда через пару часов домой вернулся Грейсон, она понеслась встречать любимого дядю с радостным воплем: «Привет, пидорас!», — последнюю фразу он выкрикнул тоненьким голоском, и Елена хихикнула. — Предполагаю, что после такого дружелюбного, а главное — искреннего приветствия моему отцу понадобилось успокоительное, но он после этого еще и умудрился спросить, где она это слышала. Ребекка, конечно, выдала братца с потрохами, — хохотнул Сальваторе. — И я потом еще неделю боялся показаться родителям на глаза… До сих пор не могу понять, где в нашей дохрена аристократичной семейке я мог услышать такое.
Слушая историю Деймона, Елена, кажется, на время даже забыла о фильме: он рассказывал все с такими эмоциями, интонациями и выражением лица, что от смеха у нее на глазах выступили слезы, едва ей стоило представить разговоры пятилетнего Деймона и трехлетней Ребекки и реакцию Грейсона на восторженные возгласы племянницы.
Вопреки ожиданиям Елены, история, рассказанная Деймоном, оказалась чуть ли не единственным случаем, когда он прервал фильм. Они вместе смеялись, и Деймон иногда даже сгибался, обхватив голову руками, поставив локти на колени, но он больше ни разу не отвлекал ее. С каждым разом, когда она вновь слышала его смех, Елене почему-то становилось спокойнее, и она ловила себя на мысли, что хотела бы послушать комментарии Деймона к происходящему на экране.