Въ огонь и въ воду

Ашар Амеде

Товарищъ, скакавшій рядомъ съ Францомъ, покачалъ головой и сказалъ съ сильнымъ итальянскимъ акцентомъ:

— Совсмъ не несчастье, а преступленіе!

— А! а почему ты думаешь, что этотъ пожаръ…

— Отъ поджога? А разв баронъ де Саккаро не пріхалъ сюда дня четыре или пять тому? Это онъ забавляется!..

— А! баронъ де Саккаро! мошенникъ въ шкур незаконнорожденнаго! вскричалъ графъ Гедеонъ съ гнвомъ и презрньемъ. Про него говорятъ, что онъ родился отъ комедіантки, какъ ублюдокъ отъ волчицы, и хвастаетъ, что у него

отецъ — испанскій грандъ, отъ котораго ему досталось и все состояніе!.. А я думалъ, что онъ все еще по-ту-сторону Пиренеевъ.

— Нтъ… Онъ ухалъ изъ своей горной башни. Въ Испаніи онъ — графъ Фрескосъ, но длается французскимъ барономъ каждый разъ, какъ у него случается разладъ съ судами его католическаго величества, и скрывается въ своемъ помсть на границахъ Арманьяка, точно кабанъ въ своемъ логовищ, когда за нимъ гонятся собаки.

— Тамъ-ли онъ, или здсь — все равно: и былъ онъ разбойникомъ, и всегда имъ будетъ! Что за славная вещь граница для такого народа! А шайка его съ нимъ, безъ сомннья?

— Разумется! Баронъ никогда не здилъ одинъ. Когда старый волкъ идетъ въ поле, волчата воютъ вслдъ за нимъ. Человкъ пятнадцать или двадцать негодяевъ дутъ за нимъ слдомъ на добычу.

— У меня есть старый счетъ съ этимъ бандитомъ… а всякій счетъ требуетъ и разсчета.

— Особливо, когда графъ де Монтестрюкъ его представляетъ къ уплат.

— Именно такъ, мой старый Джузеппе, и мн сдается, что когда нибудь онъ попадетъ ко мн въ лапы; не поздоровится ему въ тотъ день!

— Чортъ и возьметъ его душу! проворчалъ Францъ.

Въ эту минуту громадный снопъ искръ поднялся къ небу и исчезъ.

— Конецъ празднику, сказалъ Джузеппе.

— Предчувствіе говоритъ мн, что я ему задамъ другой когда-нибудь, проворчалъ графъ.

Онъ отпустилъ поводъ коню, которыя рванулъ впередъ, и три всадника поскакали опять къ Лектуру.

Черезъ часъ, на вершин замка, окруженнаго поясомъ укрпленій, графъ Гедеонъ и его спутники увидли острую вершину крпкой колокольни. Они подогнали лошадей, у которыхъ шеи уже начинали блть отъ пны, подъхали, не переводя духу, къ подошв холма, на вершин котораго стояла куча старыхъ домовъ, и поднялись по длинной покатости, прорзывавшей бока его. Троимъ всадникамъ, очевидно, были знакомы вс извилины и повороты дороги.

Скоро и почти не уменьшая галопа, они достигли узкихъ воротъ, продланныхъ въ толстой стн широкой и не высокой башни. Толстыя ворота въ два раствора, изъ дубовыхъ досокъ, покрытыхъ желзомъ, висли на массивныхъ петляхъ. Графъ стукнулъ своимъ кулакомъ въ перчатк по доскамъ и кликнулъ сторожа, тяжелые шаги котораго скоро раздались подъ сводомъ. Онъ назвалъ себя; ключъ повернулся въ массивномъ замк, брусья упали съ глухимъ стукомъ и ворота открылись. Графъ бросилъ золотой въ шерстяную шапку сторожа, полу-солдата, полу-привратника, поднявшаго имъ ршетку, и прохалъ дальше.

За стной онъ въхалъ на дозорный путь, шедшій

вокругъ вала, и почти тотчасъ же сталъ взбираться по одной изъ узкихъ, темныхъ и крутыхъ улицъ, которыя извивались по городу и могли дать довольно врное понятіе о томъ, въ какомъ презрніи держало начальство Лектура свои пути сообщенія: ни одного фонаря, а рытвины на каждомъ шагу. Почти въ конц этой крутой улицы, графъ Гедеонъ въхалъ подъ глубокій сводъ, продланный въ толстой срой стн, настолько широкій и высокій, что подъ нимъ легко было прохать человку верхомъ. Тутъ онъ сошелъ съ коня.

Если на улиц все было темно и молчаливо, то на широкомъ двор, куда онъ въхалъ, все было свтло и шумно. Широкія полосы свта падали отъ оконъ, а за стеклами, въ свинцовыхъ переплетахъ, раздавался смхъ съ веселыми пснями и звономъ стакановъ.

Графъ де Монтестрюкъ взялъ кожаные мшки, которые вс три всадника держали передъ собой въ рукахъ, и сталъ подниматься по винтовой лстниц съ остроконечными окнами, пристроенной къ одному изъ фасадовъ на внутренней стн зданія. Видно было, какъ его ловкая и сильная фигура проходила передъ этими освщенными окнами, и онъ легко всходилъ по каменнымъ ступенямъ, какъ будто-бы ничего и не несъ на плечахъ.

Францъ проворно отвелъ лошадей въ сарай, тянувшійся вдоль одной изъ четырехъ сторонъ двора, и щедрой рукой насыпалъ въ колоду овса изъ стоявшей рядомъ бочки. Онъ радъ былъ дать конямъ эту заслуженную порцію, разнуздавши ихъ и отпустивъ подпруги, чтобъ они могли хорошенько отдохнуть. Джузеппе внимательно смотрлъ за своимъ господиномъ, уже поднявшимся на первый этажъ. Въ ту минуту, какъ онъ заносилъ ногу на послднюю ступеньку, онъ поскользнулся, и одинъ изъ мшковъ упалъ на камни, издавши металлическій звукъ.

— Скверная примта! проворчалъ Джузеппе, покачавъ головой. Но графъ уже оправился и вошелъ въ большую комнату, гд его встртили радостными криками.

— Наконецъ-то! вотъ и онъ!.. Графъ де Монтестрюкъ!.. за здоровье графа!

Тридцать стакановъ наполнились до края и разомъ осушились.

Графъ выпилъ и свой стаканъ и вылилъ на паркетъ послднюю каплю краснаго вина.

— Чортъ возьми! хоть ты пріхалъ и поздно, но за то не съ пустыми руками! сказалъ одинъ изъ пирующихъ, погладивъ рукой туго набитые мшки.

Графъ засмялся, положилъ ихъ одинъ за другимъ на столъ, который затрещалъ подъ ними, и сказалъ:

— Тутъ шесть тысячь пистолей, раздленныхъ на шесть ровныхъ частей. Я поклялся, что или удесятерю ихъ, или ни одного не привезу назадъ, и сдержу слово!

— Славная партія! сказалъ одинъ игрокъ, устремивъ горящіе какъ уголь глаза на мшки съ золотомъ.

Джузеппе услся на солом, рядомъ со своимъ товарищемъ; но прежде чмъ закрыть глаза, онъ еще разъ посмотрлъ на красныя окна, сверкавшія прямо передъ нимъ. Сова пролетла мимо стеколъ и задла ихъ крыломъ. Опять итальянецъ покачалъ головой.