Въ огонь и въ воду
Шрифт:
Въ то время какъ графъ пускалъ своего коня въ галопъ по дорог въ Лектуръ, еслибы стоялъ часовой на вышк, прилпленной, будто каменное гнздо, къ одному изъ угловъ башни, онъ бы непремнно замтилъ неясную фигуру человка, вышедшаго изъ чащи деревьевъ, шагахъ во сто отъ замка, и пробиравшагося потихоньку къ башн, по скатамъ и по кустарникамъ.
Подойдя къ подошв скалы, надъ которой высилась башня съ огонькомъ на верху, незнакомецъ вынулъ изъ кармана свистокъ и взялъ три жалобныя и тихія ноты, раздавшіяся въ ночной тишин, подобно крику птицы. Въ туже минуту свтъ исчезъ, и скоро къ самой подошв скалы спустился конецъ длинной шелковой веревки съ узлами, брошенный внизъ женскою рукою. Незнакомецъ схватилъ его и сталъ подниматься на рукахъ и на ногахъ вверхъ по скал и по каменной стн. Сильные порывы втра качали его въ пустомъ пространств, но онъ все лзъ выше и выше, съ помощью сильной воли и упругихъ мускуловъ.
Въ нсколько минутъ онъ добрался до окна; дв руки обхватили его со всей силой страсти, и онъ очутился въ комнат графини, у ногъ ея. Она вся дрожала и упала въ кресло. Руки ея, минуту назадъ такія крпкія, а теперь безсильныя, сжимали голову молодаго человка; онъ схватилъ ихъ и покрывалъ поцлуями.
— Ахъ! какъ вы рискуете! прошептала она… Подъ ногами — пропасть, кругомъ — пустота; когда-нибудь быть бд, а я не переживу васъ!
— Чего мн бояться, когда вы ждете меня, когда я люблю васъ! вскричалъ онъ въ порыв любви, которая вритъ чудесамъ и можетъ сама ихъ длать. Разв я не знаю, что вы тамъ? разв не къ вамъ ведетъ меня эта шелковая веревка, по которой я взбираюсь? Мн тогда чудится, что я возношусь къ небесамъ, что у меня крылья… Ахъ! Луиза, какъ я люблю васъ!
Луиза обняла шею молодаго человка и, склонясь къ нему въ упоеніи, смотрла на него. Грудь ея поднималась, слезы показались на глазахъ.
— А я, разв я не люблю васъ?.. Ахъ! для васъ я все забыла, все, даже то, что мн дороже жизни! и однакожъ, даже при васъ, я все боюсь, что когда-нибудь меня постигнетъ наказаніе…
Она вздрогнула. Молодой человкъ слъ рядомъ съ нею и привлекъ ее къ себ. Она склонилась, какъ тростникъ, и опустила голову къ нему на плечо.
— Я видла грустный сонъ, другъ мой; вы только-что ушли отъ. меня, и черныя предчувствія преслдовали меня цлый день… Ахъ! зачмъ вы сюда пріхали? зачмъ я васъ здсь встртила? Я не рождена для зла, я не изъ тхъ, кто можетъ легко притворяться… Пока я васъ не узнала, я жила въ одиночеств, я не была счастлива, я была покинута, но я не страдала…
— Луиза, ты плачешь… а я готовъ отдать за тебя всю кровь свою!…
Она страстно прижала его къ сердцу и продолжала:
— И однакожъ, милый, обожаемый другъ, я ни о чемъ не жалю… Что значатъ мои слезы, если черезъ меня ты узналъ счастье! Да! бываютъ часы, посл которыхъ все остальное ничего незначиъ. Моя-ли вина, что съ перваго же дня, какъ я тебя увидла, я полюбила тебя?… Я пошла къ теб, какъ будто невидимая рука вела меня и, отдавшись теб, я какъ будто исполняла волю судьбы.
Вдругъ раздался крикъ филина, летавшаго вокругъ замка. Графиня вздрогнула и, блдная, посмотрла кругомъ.
— Ахъ! этотъ зловщій крикъ!… Быть бд въ эту ночь.
— Бд! оттого, что ночная птица кричитъ, отъискивая себ добычи?
— Сегодня мн всюду чудятся дурныя предзнаменованія. Вотъ сегодня утромъ, выходя изъ церкви, я наткнулась на гробъ, который несли туда… А вечеромъ, когда я возвращалась въ замокъ, у меня лопнулъ шнурокъ на четкахъ и черныя и блыя косточки вс разсыпались. Бда грозитъ мн со всхъ сторонъ!
— Что за мрачныя мысли! Он приходятъ вамъ просто отъ вашей замкнутой, монастырской жизни въ этихъ старыхъ стнахъ. Въ ваши лта и при вашей красот, эта жизнь васъ истощаетъ, длаетъ васъ больною. Вамъ нуженъ воздухъ Двора, воздухъ Парижа и Сен-Жермена, воздухъ праздниковъ, на которыхъ расцвтаетъ молодость. Вотъ гд ваше мсто!
— Съ вами, не такъ-ли?
— А почему жь нтъ? Хотите вврить мн свою судьбу? Я сдлаю васъ счастливою. Рука и шпага — ваши, сердце — тоже. Имя Колиньи довольно знатное: ему всюду будетъ блестящее и завидное мсто. Куда бы ни пошелъ я, всюду меня примутъ, въ Испаніи и въ Италіи, а Европ грозитъ столько войнъ теперь, что дворянинъ хорошаго рода легко можетъ составить себ состояніе, особенно когда онъ уже показать себя и когда его зовутъ графомъ Жакомъ де Колиньи.
Луиза грустно покачала головой и сказала:
— А мой сынъ?
— Я приму его, какъ своего собственнаго.
— Вы добры и великодушны, сказала она, пожимая руку Колиньи, но меня приковалъ здсь долгъ, а я не измню ему, что бы ни случилось. Чмъ сильнй вопіетъ моя совсть, тмъ больше я должна посвятить себя своему ребенку! А кто знаетъ! быть можетъ, когда-нибудь я одна у него и останусь. И притомъ, еслибъ меня и не держало въ стнахъ этого замка самое сильное, самое святое чувство матери, никогда я не ршусь — знайте это — взвалить на вашу молодость такое тяжелое бремя! Женщина, которая не будетъ носить вашего имени, къ которой ваша честность прикуетъ васъ желзными узами, которая всегда и повсюду будетъ для васъ помхой и стсненіемъ!… нтъ, никогда! ни за что!… Одна мысль, что когда-нибудь я увижу на вашемъ лиц хоть самую легкую тнь сожалнія, заставляетъ меня дрожать… Ахъ, лучше тысячу мукъ, чмъ это страданіе! Даже разлуку, неизвстность легче перенести, чмъ такое горе!…
Вдругъ она пріостановилась.
— Что я говорю о разлук!… Ахъ, несчастная! разв вашъ отъздъ и такъ не близокъ? разв это не скоро?… завтра, быть можетъ?
Луиза страшно поблднла и вперила безпокойный взоръ въ глаза графа де Колиньи.
— Да говорите же, умоляю васъ! сказала она; да, я теперь помню… Вдь вы мн говорили, что васъ скоро призовутъ опять ко Двору, что король возвращаетъ вамъ свое благоволеніе, что друзья убждаютъ васъ поскорй пріхать, и что даже было приказаніе…
Она не въ силахъ была продолжать; у ней во рту пересохло, она не могла выговорить ни слова.
— Луиза, ради Бога…
— Нтъ, сказала она съ усиліемъ, я хочу все знать… ваше молчаніе мн больнй, чмъ правда… чего мн надо бояться, скажите… Это приказаніе, которое грозило мн… Правда-ли? оно пришло?
— Да; я получилъ его вчера, и вчера у меня не хватило духу сказать вамъ объ этомъ,
— Значитъ, вы удете?
— Я ношу шпагу: мой долгъ повиноваться…
— Когда же? спросила она въ раздумьи.
— Ахъ! вы слишкомъ рано объ этомъ узнаете!
— Когда? повторила она съ усиліемъ.
Онъ все еще молчалъ.
— Завтра, можетъ быть?
— Да, завтра…
Луиза вскричала. Онъ схватилъ ее на руки.
— А! вотъ онъ, страшный часъ, прошепталъ онъ.
— Да, страшный для меня! сказала она, открывъ лицо, облитое слезами… Тамъ вы забудете меня… Война, удовольствія, интриги… займутъ у васъ все время… и кто знаетъ? скоро, можетъ быть, новая любовь…
— Ахъ! можете-ли вы это думать?…
— И чмъ же я буду для васъ, если не воспоминаніемъ, сначала, быть можетъ, живымъ, потому что вы меня любите, потомъ — отдаленнымъ и, наконецъ, оно неизбжно совсмъ исчезнетъ? Не говорите — нтъ! Разв вы знаете, что когда-нибудь возвратитесь сюда? Какъ далеко отъ Парижа наша провинція и какъ счастливы т, кто живетъ подл Компьеня или Фонтенебло! Они могутъ видться съ тмъ, кого любятъ… Простая хижина тамъ, въ лсу была-бы мн миле, чмъ этотъ большой замокъ, въ которомъ я задыхаюсь.