Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— Бдная Луиза! прошепталъ онъ. Есть еще мальчикъ, да у этого всегда будетъ шпага на боку!
Нужно было однакожъ на что нибудь ршиться. На что же? Взорвать себ черепъ изъ пистолета, кстати онъ былъ подъ рукой? Какъ можно? Неприлично ни дворянину, ни христіанину! А онъ графъ Гедеонъ-Поль де Монтестрюкъ, графъ Шаржполь, — былъ и хорошаго рода, и хорошій католикъ.
Поискать счастья на чужой сторон? это годится для молодежи, которой и государи и женщины сладко улыбаются, но бородачей такъ любезно не встрчаютъ! Просить мста при двор или губернаторскаго въ провинціи? Ему,
Было ясно однакожь, что, продолжая такъ-же, онъ плохо кончитъ, а не для того же онъ родился на свтъ отъ благочестивой матери. Хотя бы у него осталось только одно имя, и его надо передать чистымъ сыну и даже, если можно, покрыть его новымъ блескомъ, какъ умирающее пламя вдругъ вспыхиваетъ новымъ свтомъ… Хорошо бы совершить какой-нибудь славный подвигъ, подвигъ, который бы принесъ кому нибудь пользу и который пришлось бы оросить своей кровью… Вотъ это было бы кстати и честному человку, и воину…
Прозжая мимо фонтана, сооруженнаго въ Лектур еще римлянами и сохранившаго названіе фонтана Діаны, онъ вздумалъ обмыть руки и лицо холодной и чистой водой, наполнявшею широкій бассейнъ. Это умыванье, можетъ быть, успокоитъ пожирающую его лихорадку.
Онъ взошелъ подъ сводъ и погрузилъ голову и крпкіе кулаки въ ледяную воду.
— Молодцы были люди, вырывшіе этотъ бассейнъ на завоеванной земл! сказалъ онъ себ. Кто знаетъ? быть можетъ, въ этомъ ключ сидитъ нимфа и она вдохновитъ меня!
Графъ слъ опять на коня и похалъ по дорог вдоль вала къ воротамъ, черезъ которыя онъ въхаль ночью. Заря начинала разгонять ночныя тни, которыя сливались къ западу, какъ черная драпировка. Равнина вдали тянулась къ горизонту, окрашенному опаловымъ свтомъ съ розовыми облаками. Вдоль извилистаго русла Жера тянулся рядъ тополей, стремившихся острыми вершинами къ небу, а луга по обоимъ берегамъ прятались въ бломъ туман.
Натуры сильныя и дятельныя рдко поддаются впечатлнію пробуждающейся тихо и спокойно природы; но въ это утро графъ Гедеонъ былъ въ особенномъ расположеніи духа, внушавшемъ ему новыя мысли. Онъ окинулъ взоромъ эти широкія поля, пространный горизонтъ, долины, лса, между которыми онъ такъ давно гонялся за призраками, и, поддаваясь грустному чувству, спросилъ себя, сдлалъ-ли онъ хорошее употребленіе изъ отсчитанныхъ ему судьбою дней? Болзненный вздохъ вырвался изъ его груди и послужилъ ему отвтомъ.
Вдругъ ему что-то вспомнилось и онъ ударилъ себя по лбу.
— Да, именно такъ! сказалъ онъ себ.
И, обратясь къ своимъ товарищамъ, онъ спросилъ:
— Не знаетъ-ли который изъ васъ, что, старый герцогъ де Мирпуа у себя въ замк, возл Флеранса, или въ своемъ отел въ Лектур?
— Мн говорили въ гостинниц, гд мы провели ночь, сказалъ Джузеппе, что старый герцогъ возвратился вчера изъ Тулузы, и наврно, такъ рано онъ еще не ухалъ изъ города.
— Ну, такъ къ нему въ отель, и поскорй!
Графъ повернулъ назадъ, выхалъ на соборную площадь и остановился
— Скажи своему господину, сказалъ онъ появившемуся слуг, что графъ де Монтестрюкъ желаетъ поговорить съ нимъ по длу, нетерпящему отлагательства.
Минуты черезъ три тотъ же слуга вошелъ въ залу, куда ввели графа, и доложилъ ему, что герцогъ де Мирпуа его ожидаетъ.
III
Стычка въ чистомъ пол
Графъ Гедеонъ поднялся по великолнной каменной лстниц съ желзными перилами превосходной работы, прошелъ длинную анфиладу комнатъ и въ большомъ парадномъ салон нашелъ герцога де Мирпуа, который встртилъ его безъ шляпы.
— Графъ, сказалъ онъ вжливо, такой ранній визитъ доказываетъ, что у васъ есть ко мн важное дло. Я желалъ бы имть возможность и удовольствіе оказать вамъ въ чемъ-нибудь услугу.
— Благодарю васъ за любезность, герцогъ, отвчалъ графъ де Монтестрюкъ; дло идетъ обо мн, но объ васъ еще больше.
— Обо мн?
— Вы сейчасъ это узнаете. Простите мн прежде всего, что я вызову у васъ тяжелое воспоминаніе: у васъ была дочь, герцогъ?
Герцогъ де Мирпуа поблднлъ и, опершись на спинку кресла, отвчалъ:
— Ея ужъ нтъ больше, графъ; она не умерла, а посвятила себя Богу, и каждый день я ее оплакиваю, потому что каждый день я знаю, что она жива и что ужъ я никогда больше ея не увижу.
— Я знаю, какой ударъ обрушился на вашъ домъ… я знаю имя мерзавца, который совершилъ преступленіе! Меня удивляетъ одно только — что онъ еще живъ.
— У меня нтъ сына… я гнался за человкомъ, о которомъ вы говорите, догналъ его! Рука моя его вызвала… Вы знаете исторію дон-Діего, графъ; со мною было тоже… Онъ сломалъ мою шпагу и оставилъ мн жизнь, а у меня нтъ Сида, чтобъ отмстить за меня.
— Ну, а еслибъ кто-нибудь вамъ сказалъ: я убью барона де-Саккаро или самъ погибну, чтобы вы ему дали?
— Что самъ бы онъ захотлъ… Этотъ домъ, мои замки, мои имнія… все, все! Съ меня довольно было-бы угла, гд бы я могъ умереть.
— Всего этого слишкомъ много. Оставьте себ имнія и замки, оставьте себ этотъ домъ и ваши дома въ Ош и въ Ковдом. Я берусь убить барона де-Саккаро, немножко за себя, больше за васъ, но мн не нужно ничего изъ всхъ вашихъ богатствъ… я прошу только вашего покровительства для женщины и для ребенка.
— Мой домъ имъ будетъ открытъ, даю вамъ въ томъ слово. А какъ зовутъ эту женщину?
— Графиня де Монтестрюкъ, которая сегодня же вечеромъ, можетъ быть, овдоветъ и приведетъ къ вамъ моего сына.
Герцогъ съ удивленіемъ взглянулъ на графа и спросилъ его:
— Значитъ, все, что разсказываютъ, правда?
— Да, герцогъ, я раззорился; мои послднія деньги исчезли сегодня ночью въ игорномъ притон… Мн стыдно и страшно подумать объ этомъ, но именно потому, что я такъ дурно жилъ, я хочу хорошо умереть… Кровь, говорятъ, омываетъ всякую грязь, а моя кровь прольется сегодня наврное до послдней капли.