'В океане надо иметь смелую душу и чистую совесть' (Послесловие к повести К М Станюковича 'Вокруг света на Коршуне')

Так говорил замечательный русский писатель-демократ Константин Михайлович Станюкович. И это не случайно. "Первооткрывательство Станюковича состоит в том, что он во всей жизненной правде показал то особое и удивительное человеческое существо, которое именуется русским моряком, будь это матрос или адмирал". Эти слова принадлежат известному советскому писателю Леониду Соболеву, посвятившему свое творчество героическим подвигам русского морского флота.

Константин Михайлович Станюкович родился 18 (30) марта 1843 года в Севастополе в семье адмирала. Его биография удивительна и необычна. Детство писателя было овеяно грозными днями Севастопольской обороны. Находясь с отцом — военным губернатором города и командиром порта —

в осажденном Севастополе, мальчик видел адмиралов Нахимова, Корнилова и на всю жизнь запомнил мужество простых русских людей. Десятилетний ребенок не только был очевидцем героических событий, но и их участником: он посильно помогал раненым (готовил для них корпию и доставлял ее на перевязочные пункты), за что был награжден медалями "За защиту Севастополя" и "В память войны 1853 — 1856 гг.".

Первые понятия о долге, чести, совести и гуманности привил мальчику его домашний учитель И. Н. Дебу, участник революционного кружка Петрашевского, сосланный в Севастополь. Беседы в доме со слугами-матросами, общение с матросами-арестантами раскрыли перед будущим писателем суровую правду жизни. Отец Станюковича — жестокий, деспотичный человек, перед которым трепетали все домашние и которого во флоте называли "грозным адмиралом", избрал для сына карьеру морского офицера. Мальчика отдали сначала в Пажеский корпус, затем — в Морской кадетский корпус, готовивший офицеров флота. Общественный подъем 60-х годов почти не коснулся уклада внутренней жизни этого учебного заведения, где среди преподавателей процветали пьянство, взяточничество, а главным средством воспитания была нещадная порка. Жестокость, чувство страха и беспрекословного повиновения сильному — вот что окружало Станюковича и в семье, где царила флотская дисциплина, установленная самодуром отцом, и в кадетском корпусе, где сохранялись старые традиции николаевского, времени, с его принципами: "молчать", "повиноваться" и "не рассуждать!". Летние месяцы кадеты приводили в учебном плавании на морских судах Во время стажировки на корабле "Орел" Станюкович увидел вопиющие картины варварского обращения с матрасами. В юноше постепенно зрел протест против окружающего его тупого и беспощадного деспотизма. "Я никогда не забуду этой обнаженной человеческой спины, покрытой красными подтеками от линьков, этих коротких отрывистых стонов и вскрикиваний, этих озверелых боцманов… и этого улыбающегося лица старшего офицера, присутствовавшего при наказании", — вспоминал Станюкович.

Однако именно в эти годы будущий писатель сближается, с передовой молодежью своего времени. В кадетском корпусе (где "беззаботность насчет литературы и родного языка была поистине поражающая") он принимается за серьезное изучение литературы. Знакомится со статьями "Современника", пламенной публицистикой Белинского, Добролюбова, Чернышевского, Писарева увлекается творениями Пушкина, Лермонтова. Гоголя, Тургенева Тогда же появляются в печати его первые юношеские стихотворения. Семнадцатилетний Станюкович дерзает просить отца разрешить ему уйти из флота и поступить учиться в Петербургский университет. Разгневанный адмирал обращается к директору Морского кадетского корпуса контр-адмиралу С. С. Нахимову с просьбой отправить сына, "зараженного вредными идеями" в дальнее плавание (за несколько месяцев до окончания учебы). С. С. Нахимов (брат героя Севастопольской обороны) в прошении в департамент Морского министерства пишет, что Станюкович "учится довольно хорошо и поведения довольно хорошего, но строптив и увлекателен, и требует более бдительного надзора. Поэтому весьма полезно было бы послать его в продолжительное плавание". Разрешение было дано, и 18 октября 1860 года Станюкович, зачисленный в экипаж парусно-парового корвета "Калевала", уходит из Кронштадта в трехгодичное кругосветное плавание.

Долгое пребывание вдали от родных берегов, знакомство со многими странами мира оказало огромное влияние на формирование прогрессивно-демократических взглядов писателя. Наблюдая нравы и порядки Западной Европы, Азии, Америки, Станюкович понял антигуманистическую, калечащую человека сущность буржуазной "цивилизации", в каких бы формах она ни проявлялась. На корабле рождаются первые его произведения, посвященные морской жизни. Он посылает в Петербург несколько очерков и статей, которые затем были напечатаны в "Морском сборнике" ("Жизнь в тропиках", "Французы в Кохинхине", "Мысли по поводу глуповцев г. Щедрина" и др.). Все увиденное за три года в плавании Станюкович описал в своих письмах к родным, морских рассказах, повестях, очерках, статьях. А 30 лет спустя он создает большую автобиографическую повесть "Вокруг света на "Коршуне". Продолжая лучшие традиции русской литературы, посвященной морским путешествиям ("Фрегат "Надежда" Марлинского, "Фрегат "Паллада" Гончарова, путевые очерки Григоровича), это оригинальное, своеобразное реалистическое произведение раскрывает перед нами жизнь русского военно-морского флота начала 60-х годов XIX века во всей

ее глубине и сложности.

Основное, что поразило писателя во время путешествия, — вопиющие контрасты буржуазного мира: богатство одних и безысходная нищета других. Герой повести, попавший в Лондон, увидел страшный ("муравейник людей", в котором идет непрерывная борьба за существование."…Горе слабому колесо жизни раздавит его и, казалось, никому не будет до этого дела. Торжествует крепкий и сильный, и погибает слабый и несчастный…" Станюкович пишет о "кричащей роскоши какой-нибудь большой улицы рядом с поражающей нищетой соседнего узкого переулка, где одичавшие от голода женщины с бледными полуголыми детьми останавливают прохожих, прося милостыню" и о том, что "более 100 000 человек в Лондоне не имеют крова". Все прелести экзотического, сказочного острова Ява только подчеркивают "людское неравенство". "Зачем цивилизация? — спрашивает пораженный Ашанин. — Неужели только затем, чтобы горсть людей теснила миллионы беззащитных по своему невежеству?"

В Германии и Англии, Китае и Америке — где бы ни был Станюкович, всюду его поражала тяжелая участь бедного труженика. "Везде, видно, который ежели простой народ, то терпит… Во всех царствах одно положение", — говорит матрос Бастрюков. В Америке, отмечает Станюкович, вся жизнь основана на безраздельной власти денег. С возмущением и болью описывает он увиденную картину: к ногам американской актрисы публика бросает вместо цветов деньги. Доллар является целью жизни, стимулом грабежа и захватнических войн.

Наибольшее возмущение и протест вызвало у писателя хищническое угнетение колониальных стран. Кровавая расправа французов с вьетнамцами (глава "В Кохинхине"), вопиющее положение местного населения в американских колониях на Гавайях (глава "Гонолулу") показали звериное лицо колониализма, безнаказанный разбой одних и полное бесправие других. Посетив небольшую деревню около Батавии (Джакарты), где жили малайцы "народ тихий, смирный, вежливый и трудолюбивый", герой повести с возмущением говорит о "бессовестной эксплуатации горсточкой людей двадцатимиллионного населения". Французские колонизаторы, захватив несколько провинций в Индокитае (в 1858 — 1862 годах), безжалостно уничтожали мирное население. "Повсюду были развалины разрушенных или выжженных селений; печально стояли у берега обгорелые дома… Французы во время войны выжигали целые селения, уничтожая все, что только возможно, если не находили жителей". Страшные картины жизни племени анамитов в Кохинхине раскрылись перед Ашаниным. "Невежество, постоянные поборы чиновников, привычка к наказаниям сделали этот народ забитым и трепещущим перед властями". Анамиты — "невежественный, но полный патриотизма народ" восстали против завоевателей, храбро отстаивая свою землю. Покидая этот край, герой повести "уносил в своем сердце отвращение к войне и к тому холодному бессердечью", с которым "спасители" "жгли деревни, уничтожали города и убивали людей. И все это называлось цивилизацией, внесением света к дикарям". Эти слова, сказанные Станюковичем 90 лет назад, звучат как нельзя более актуально сегодня.

Писатель протестует против всякого национального гнета, против неравенства народов. "Сколько на свете этого самого народу, который, значит, заместо того, чтобы жить способно, прямо сказать — терпит… говорит матрос Бастрюков. — Вот хоть бы китайца взять или негру эту самую… Вовсе собачья жизнь". Страшное впечатление произвела на Станюковича распространенная в Америке торговля неграми. "Постыдная эта торговля людьми еще процветала во времена нашего рассказа, и большие парусные корабли с трюмами, набитыми "черным" грузом, то и дело совершали рейсы между берегами Африки и Южной Америки, снабжая последнюю невольниками. Скованные, томились несчастные негры в трюмах во все время перехода. Нечего и говорить, что с ними обращались варварски, и случалось, этот "живой" груз доставлялся до места назначения далеко не в полном количестве". Прошли десятилетия, а негры и сейчас бесправны и унижены.

"Вокруг света на "Коршуне" написана пером писателя-демократа, гуманиста, горячо ненавидящего социальную несправедливость и жестокость во всех ее разновидностях. Действие повести происходит в 60-е годы прошлого века, когда все передовое в России мечтало о "воле" для народа. Станюкович имел возможность наблюдать крепостнические порядки во флоте. По существу, корабль олицетворял собой в миниатюре всю систему самодержавно-крепостнической России — тот же деспотизм, произвол и безнаказанность власть имущих и та же забитость, бесправность и самоотверженность простого мужика-матроса. Капитан корабля обладал ничем не ограниченной властью, боцман был надзирателем на корабле. Жестокостью в обращении с матросами отличались подчас и молодые офицеры. Уже в первых своих очерках и статьях, написанных во время плавания, Станюкович выступал против крепостнических порядков во флоте, против отсталой системы воспитания молодых моряков, за человечное обращение с матросами. "Матрос такой же человек, как и мы, если не лучше!" — писал он.