В океане "Тигрис"
Шрифт:
Рыча и взвывая, нависая грозной громадой, то пятясь, то надвигаясь, КрАЗ пихал лодку, пихал, пихал — и спихнул, с плеском, с брызгами, кажется, даже с куском берега.
Тем и завершился спуск.
До утра лило и грохотало, палатка содрогалась от ветра, и Ксюша волновалась, что ее сорвет, унесет.
А сегодня — тихо…
ПОДВЕДЕМ ИТОГИ
Ладно, как бы там ни было, «Тигрис» на воде, развернут, как полагается, и надежно пришвартован. Между ним и берегом поставлен понтон, сплетенный из того же камыша, — отличный понтон, прочный, изящный, как все, сделанное нашими помощниками-арабами. Вот только мачту, к сожалению, заносить по нему на борт наверняка труднее, чем посуху.
Спустив недооснащенное судно, мы многое себе осложнили. Не говоря о технологических неудобствах, связанных с достраиваньем, прибавилась масса лишних хлопот: следить за ветром, за причальными канатами, а главное, включился счетчик живучести. Со вчерашнего вечера камыш расходует — и впустую — свой плавательный ресурс.
Зато в графике можно поставить птичку. Корабль на плаву, о чем с чувством законной гордости рапортуем.
НУЛЕВОЙ ЦИКЛ
Приятно мастерить понятные вещи. Тору-сан вместе с арабами сплел коробы, с фургон размером, из бамбука и камыша. Это наши каюты. Стоят на берегу
готовые, красивые, и Тору посматривает на них с удовольствием.
Эйч-Пи и Асбьерн отвечают за мачту. Мачта — тоже понятно. Без мачты не поплывешь.
Спросите Нормана, чем он занят, он многозначительно ответит: «Парус».
У Нормана — парус, у Рашада — снабжение, у Тура — общее руководство. А у нас с Карло — поперечины. Лежат на спине «Тигриса» двенадцать шестиметровых шпал, на них громоздятся бруски и калабашки, иные с отверстиями, иные с пазами. Что для чего и зачем, трудно понять, по крайней мере, непосвященному.
Когда вырастет мостик, двуногая мачта встанет в гнезда, рулевые весла войдут в уключины, тогда, не раньше, обнаружится в наших конструкциях смысл. А пока мы и сами порой о нем забываем.
Видим перед собой куски дерева, которые нужно в бессчетных местах туго-натуго спеленать. Отматываем очередной десяток метров каната. Накладываем шлаги, продергивая раз за разом нескончаемую длину. И тянем — не руками, не плечами, становой жилой, не щадя живота. Будто неподъемный груз пытаемся оторвать от земли — и только что сами в нее не уходим, как былинные богатыри Святогоры.
Несколько узлов завяжешь, распрямишься — день прошел. И еще неизвестно, с пользой ли. Проверим, чего у нас понавязано. «Карло, полюбуйся-ка!» — «Что, опять?!»
КЛИНОПИСЬ
Впечатление такое, что кто-то нам зловредно мешает. Не персонально нам с Карло, а всем. Первыми забили тревогу строители мачты. Она у нас, как на «Ра», в виде заглавной буквы «А», со многими перекладинами. Каждая перекладина, разумеется, должна быть прочно привязана. Эйч-Пи с Асбьерном возились-возились, вечером взглянули — деревяшки болтаются.
«Уметь надо!» — наставительно произнес Карло, приглашенный как специалист высшего ранга на консультацию. «Мышц не жалеть», — подхватил я.
Вернулись гордые к своим безупречным поперечинам, а с ними та же картина. Ни одного тугого узла. Словно домовой развлекался, крался по пятам и разрушал нашу работу. Все оказалось проще.
Виновата веревка. Куплена как манильская, но, видимо, и на соседней полке с ней не лежала. За ночь впитывает влагу, съеживается от росы, днем высыхает, растягивается, и шлаги слабнут.
Можно, конечно, приспособиться и вязать вечерами, когда прогреется веревка наибольшей длины. Но тогда и к новому году не справимся. Или утром крепить начерно, а вечером — набело, распускать, перетягивать — тоже унылая перспектива.
А если вспомнить, как мы обходились на «Ра»? Там ведь было что-то подобное?
Точно. Клинья. Дедовский способ. Вбей в слабину клин и регулируй натяжение сколько угодно, пока веревка не перетрется, — она перетрется обязательно, но, хотим надеяться, плаванье кончится раньше. Отныне клинья у нас везде. Ежедневно инспектируем их, подбиваем где надо. Хлопотно, зато надежно. И вполне в духе древних шумеров — у них клинопись, как известно, была в ходу.
КРУГЛОЕ И КВАДРАТНОЕ
Связал и не рад. Плоховато, по-моему, получилось.
Получилось, как заказано, ко мне — мастеру — претензий не может быть никаких. Три бруса пакетом, средний — который покороче — зажат боковыми так, что на торце образовалась вилка.
В ней должно вращаться рулевое весло, и все бы ладно, только вилка квадратная, а стержень весла круглый.
Нерационально. Неграмотно. Шумерские корабелы не одобрили бы.
С веслами, похоже, нам опять традиционно не везет…
При первом же знакомстве, когда глядел на них в свой первый эль-курненский вечер, их форма показалась мне странной. Вернее, наоборот, слишком обыкновенной, характерной для гребных: тело постепенно утоньшается от рукоятки к лопасти. Но нашими — не грести, а рулить, им нужна толстенная шеища, а не шейка!
Изложил сомнения Туру. Тур признался, что его тоже кое-что смущает: лопасти малы, пожалуй, — подождем, однако, что скажет Норман. Норман приедет и решит.
Диагноз Нормана был суровым: «В Гамбурге напортачили!» — прогноз— обнадеживающим: «Мигом исправим». Насупился, почертил на бумажке, развил деятельность — и вот уже третью неделю немец-столяр Цилих, разысканный в окрестностях Эль-Курны, приводит рули в желаемый вид.
Ставит накладки, приспосабливает толщинки — ответственная операция, тем более в полевых условиях, без станков и лекал. А я всякий раз, как наблюдаю его священнодействия, думаю: вдруг мы поспешили?
Весла клееные, упрочненные, делали их на Гамбургской верфи профессиональные мастера — может, добавочная массивность, о которой печемся, им не на пользу?
То, что Норман в момент воодушевился идеей, ему подброшенной, понятно, любые переделки — его хобби, но мы-то с Туром чего всполошились и ударились в панику?