В океане "Тигрис"
Шрифт:
Внутри него бушуют постоянные бури. Столько вокруг несправедливости: того обидели, этих забыли, икс тщеславен, игрек бестактен, а надо сдерживаться, прощать и молчать.
Увы, Карло многим недоволен в нашем едва начавшемся предприятии. Недоволен, что суетимся, что неумелы, что неосмотрительны в тратах, что на площадке вечно толкутся хроникеры и киносъемщики.
Чуть ли не лучший член экипажа… И с ним, вероятно, придется труднее всего.
Посмотрим.
Сорокалетний американец Норман Бейкер. Инженер-строитель по профессии, на борту — штурман и радист. Те же должности были у него и в обоих плаваниях на «Ра». Сейчас — на суше — занимается рулями и мачтой, как всегда, с превеликим тщанием, обстоятельностью и почтением к науке. Норман — натура противоречивая. Но, мне кажется, я научился с ним ладить. Я рад, что Норман с нами.
И наконец, Герман Карраско Франко. 53 года, Мексика. Наш собственный миллионер.
Он действительно крупный предприниматель. А наряду с тем блестящий кинооператор и фотограф, археолог-любитель, владелец музея, где собрана богатейшая в Мексике частная коллекция экспонатов эпохи майя и инков.
Когда Тур — давний его друг — пригласил Карраско в экспедицию, Герман не мог поверить: «Тур, но мои годы, но мои бицепсы — какой из меня матрос?» — «Я беру тебя не в матросы, а для подводных съемок». — «Неужели ты не шутишь, Тур?»
И вот он явился, обвешанный оптикой, экзальтированный, неловкий, чем-то похожий на Тартарена — достославного охотника на львов.
Над ним, понятно, стали трунить. Он не обижался. Первый потешался над собой. Вписывался в компанию понемножку, добродушием и старательностью заставлял себя уважать.
Все. Судовая роль исчерпана. Одиннадцать — вместе со мной — мореплавателей, семеро новичков и четверо ветеранов.
Четверо из былых девяти.
РЯДЫ РЕДЕЮТ
Незаживающая рана — Джордж Сориал. Весельчака Джорджа нет на свете — два года назад, работая под водой, он попал в беду и погиб в Средиземном море.
Разошлись пути Хейердала и Сантьяго Хеновеса. Мексиканский профессор сам сейчас выходит в океан. О его плавании на понтонном плоту «Акали», вероятно, будет повод рассказать.
С Абдуллой Джибрином связь потеряна, о нем вообще ничего неизвестно.
По семейным обстоятельствам отклонил приглашение марокканец Мадани: у него недавно умер брат, и нужно заботиться об осиротевших племянниках.
В последнюю минуту сообщил, что не может быть с нами, Кей Охара — у него серьезная болезнь глаз.
Четверо из девяти… Грустно это. Утешимся, как всегда, тем, что жизнь идет, что вот уже какой симпатичный вырос младший брат наших «Ра», что нас около него — целая футбольная команда. Пора на поле. Карло дает свисток.
ОПЯТЬ ГЛАЗАМИ КСАНЫ
Дополнение к списку футболистов. Юрий Сенкевич, Советский Союз. 40 лет. По корабельному расписанию — матрос-лекарь. Склонен отдавать распоряжения и!руководить. Когда берется за веревку, на лице написано: «Теперь дело двинется, я пришел». Любит черные сухари. Множество друзей. Против азиатских инфекций не устоял и тайно занимается самолечением.
Предел мечтаний — ежегодно утягиваться в тундру, к вулканам, хоть в Бермудский треугольник, но чтобы дома все было в порядке, дети хорошо учились.
Не спешите вы со своим стартом. Дайте напоследок на вас поглядеть.
НЕ ОДИННАДЦАТЬ, А ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
Они все же приехали! Мы уже отчаялись их лицезреть.
Замышляя экспедицию, Тур рассчитывал, что в ней, кроме нас, примут участие. лоцманы-индийцы. Он видел в иракских портах многочисленные шхуны «дау» под флагами заморских стран. Суденышки эти, с наклоненной вперед мачтой, с огромным (Парусом, восхитили его; помощники с;«дау» — не в них ли залог успеха?
Во-первых, они доки в парусном деле.
Во-вторых, знают Персидский залив, причем не только его столбовые пути, — а нам с нашей скоростью и маневренностью как раз полагалось по возможности не лезть на фарватер, а скромно плестись по обочине.
Словом, даешь лоцманов. Агентство в Бомбее, куда Тур обратился, взялось отыскать троих знающих моряков. Спустя месяц с лишним пришло уведомление: отысканы, едут. Еще через месяц поступил запрос: «Где наши люди, куда вы их дели?» Тур пожал плечами. Двумя неделями позже мы их, наконец, встретили. Три морехода, пожилой, помладше и молодой. Не рассмотрел их хорошенько — приехали поздно вечером, поужинали и спят до сих пор.
А нам с Ксаной пора в дорогу. Пришла машина из-под Ура — там, в Насирии, сооружается тепловая электростанция, строят ее советские специалисты, и они пригласили нас в гости. Тур отпускает без звука, хоть и время горячее. Со строителями у нас дружба, только что от них пришел целый грузовик с подарками: матрацы, полотенца, брезент, якорные цепи, деревянные брусья, ящики с пепси-колой, так что мой визит лишь в малой мере их отблагодарит.
Текущие свои дела я раскидал. Осталось, правда, съездить на «Волге» к плотнику, забрать у него очередные деревянные мелочи — попрошу это сделать Нормана, он шофер со стажем, два километра туда-сюда для него не вопрос.
Сейчас дам ключи — и в путь.
НАЗАВТРА
История, коротко, такова.
Навестили земляков, я выступил с рассказом о Хейердале, погостили, поужинали и сразу обратно. И все это время какой-то червяк меня точил.
Вернулись за полночь, никто не спит, паника: «Нам сообщили, что с вами катастрофа». Что за бред, мы — вот они. А где лоцманы? Где Норман? Где «Волга»?
Тут и открылось.
После нашего отъезда, когда мореходы проснулись и позавтракали, Тур осведомился, не желают ли уважаемые осмотреть лодку. «Да, с удовольствием». Обошли вокруг стапеля, и тот, что постарше, удивленно спросил: «А палуба?» И его собрат подхватил: «А мотор?»
Ни о каком лоцманском ремесле они понятия не имели, один был мастаком драить палубу, другой — драить двигатель, третьему же приятно было составить компанию, и, кроме того, он понимал по-английски и желал подвизаться толмачом.
Хейердал впал в ужас. Спасенье он видел в том, чтобы немедленно мчаться в Басру, в порт, и с помощью бедняг, без вины виноватых, искать им замену. Идея родилась в три часа пополудни, а в шесть — темнеет, до Басры неблизко, а колес й о к.
— Почему йок? — осенило опекавшего нас сотрудника иракского министерства информации. — А машина доктора Юрия?