В океане "Тигрис"
Шрифт:
Вскоре мы увидели и соседнюю Аравию. И пролив между двумя материками. Теперь уже до Джибути рукой подать.
Глава XVI
«Тигрис» горит
ВПЛЫВАЕМ В ВОЙНУ
Услышали шум мотора. С правого борта очень низко и на большой скорости приближался самолет. Он прошел бреющим полетом над самой мачтой. Лодка мгновенно превратилась в муравейник — все бросились за камерами. Тур кричал: «Снимайте незаметно!» Самолет был военным, противолодочным разведчиком, с французскими опознавательными знаками. Трижды облетел нас и скрылся в направлении Джибути.
Прострекотал вертолет, военный, американский, за ним — другой, французский, тоже военный.
Выскочил из-за горизонта «Мираж», спикировал на «Тигрис» и буквально с трехсот метров взмыл свечой. Норман, бывший летчик с «Каталины», аплодировал: «Великолепно, браво, пилот!»
Особой радости мы не испытывали.
Мы входили в зону, где выглядели так же неуместно, как скрипучая телега на военном параде. В Сомали — переворот, в Эфиопии — революция. Конкретной политической обстановки мы, понятно, не знали. Знали только, что, несмотря на ее напряженность, нам надо где-то пристать.
Две страны соглашались дать нам приют. В Народно-Демократический Йемен мы могли идти хоть сейчас, но Аден уже остался в стороне, и неспроста: Аравия не годилась, для завершения путешествия требовалась Африка. Значит, в соответствии с планом, — Джибути. Во всяком случае — как промежуточная остановка, на которой сможем оглядеться и что-то решить.
ВОСЕМЬ СТРОК О ДЖИБУТИ
Республика Джибути со столицей Джибути — государство на северо-востоке Африки. Площадь — 22 тысячи квадратных километров, население — по данным 1976 года — 220 тысяч человек. Независимость — с 1977 года. Горы, полупустыни. Вывоз — живой скот, кожи, соль, ароматические смолы. Главный торговый партнер — Франция. С 1978 года — дипломатические отношения с СССР. В столице — аэропорт международного значения, завод по производству жидкого газа, судоверфь.
ПОСЛЕДНИЙ ВЕЧЕР
На судне росло возбуждение — члены экипажа суетились, как пассажиры в вагоне перед прибытием на крупную станцию.
Каждый нервничал на свой лад. В ответ на невинную реплику Тура Карло вспылил. Асбьерн и Эйч-Пи менее ловко, чем обычно, подшутили над Германом — и Герман гораздо более резко, чем они заслуживали, их оборвал.
Собрались за столом, и вдруг парус начал полоскать, лодка закачалась — Норман нарочно загнал ее против ветра и как ни в чем не бывало уселся трапезовать. Вахтенный Норрис, бедолага, должен был возвращать «Тигрис» на прежний путь, не справился, объявили аврал — ужин был испорчен.
Эксперимент Нормана, как он объяснил, преследовал благие цели: репетировалось торможение судна. Мы шли слишком быстро, даже с убранным топселем, и возникала опасность проскочить точку встречи до того, как туда придет яхта.
Зажгли на мачте мигалку.
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
Под крупным дождем втягивались в заливчик Таджура (на карте Аденского залива он как щербинка). Слева вдали сияло зарево Джибути, справа — фонари города Обок. Они виднелись ближе, чем полагалось, — зюйд-ост, пусть и слабый, явно прижимал нас к противоположной обочине.
Из отсыревшего спального места вылез Детлеф, за Детлефом — Тур, к Туру, позевывая, присоединился Норман — целый совет капитанов собрался на мостике. Вахта получалась хлопотливой. Брали пеленги, вглядывались, где Аль-Муша с его рифами, не напороться бы, спорили о курсе: 250° правильней, 270° безопасней. Неуютно жилось в этой дождливой ночи, среди проблесков, мерцаний и перемигиваний, между многих огней, на пороге чужого дома.
Скользнули мимо тенями эсминцы, один, второй, третий, не обратив на штатскую букашку ни малейшего внимания.
В шесть утра показалась яхта.
ПРИЕХАЛИ
Встретились без сантиментов. Подали на яхту канат, подаренный «Славском», и спустили грот, на диво четко, со щегольством бывалых мореходов — даже сами поразились своей сноровке.
Открылся порт, и мы поняли, что попали не куда-нибудь, а на военно-морскую базу. Корабли, плавучие доки, все серое, стальное, устрашающее, снуют рассыльные катера и десантные боты.
Официальных торжеств по поводу нашего визита не устраивалось. Пришвартовались у стенки, где нам указали, и гостеприимный норвежский консул забрал нас к себе. Вымылись у него по очереди в ванне. Стали размещаться на постой.
Фешенебельные отели нам были не по карману. Трое — Тур, Карло и Герман — поселились в небольшой гостинице, шестеро — в местном спортклубе, в кирпичных одноэтажных башенках-бунгало.
Меня с Норманом пригласил в свой дом Петрос Рейсян.
ПЕТРОС
Он — армянин по рождению, здешний старожил, коммерсант. Торгует запасными частями к автомобилям. Отводит душу в радиолюбительстве.
Рейсян давно нам знаком по эфиру. Едва курс «Тигриса» пролег на Джибути, он вызвался представлять здесь наши интересы. Посредничал между нами и Би-би-си, помогал фрахтовать яхту.
Гостей он выбрал по корпоративному признаку: Нормана — как собрата-радиста, меня — потому что собрат Агабеков просил: «Приедет мой друг, ты уж о нем позаботься».
Нам было хорошо у Петроса. До того хорошо, что мучила совесть — катаемся, как сыр в масле, а ребята, обделенные, на отшибе. Забегая вперед — назавтра мы попытались во имя солидарности перебраться в бунгало, но темпераментный Петрос устроил скандал: «Обижаете, да? Обижаете?» — а кроме того, обнаружилось, что не так уж ребята мыкаются в своих башенках, у них там и кондиционеры есть, — и мы перенесли вещички обратно.
СНОВА О НОРМАНЕ
То, что мы с Норманом оказались вместе, обоих радовало. Давно ощущалась потребность поговорить, еще с той ссоры близ Сокотры, с записки, переданной Туром, — и вот теперь, наконец, возможность представилась. Вернулись с приема у английского консула, уединились — и полночи провели в беседах.
Прежде всего извинились друг перед другом. Сейчас, на расстоянии, спустя время, наши раздоры не стоили выеденного яйца.
Опять убедился: Норман наедине — совсем не тот Норман, в чей адрес трудно не злословить. Он обезоруживающе искренен, наивен и незащищен.