В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии
Шрифт:
Причины такого подбора кадров более чем просты. Сам Мерко, хотя и позиционировал себя как «офицер» (так как, как и многие в нашей стране медики, числился офицером запаса), был отчаянным трусом. За всё время, пока шли обстрелы Горловки, он не только ни разу не руководил действиями своего подразделения по оказанию медицинской помощи гражданскому населению, но даже и ни разу не выехал с расчётом «Скорой» на помощь пострадавшим. То, что сами мы носились круглосуточно, падали с ног от усталости, поскольку на такой огромный город несколько бригад медслужбы, — это ничего, и я, как начмед, сам не стеснялся ездить, а вот он — совсем другое дело. Навсегда запомнил краткий разговор с ним в штабе, когда он мне объяснял, что, оказывается, это гражданская «Скорая» должна ездить под обстрелами, а мы должны вместе с больными сидеть в бомбоубежище. Я ещё помню, ему сказал что-то про долг и офицерскую честь — он на меня
Ротный не просто бездельничал, полтора месяца не являясь к месту службы, что в военное время, особенно для командира подразделения, является тягчайшим военным преступлением. Он ещё и постоянно подрывал боеспособность подразделения — звонил сотрудникам, встречался с ними, стращал тем, что их убьют на боевых, призывал к саботажу, неподчинению приказам и совершению других воинских преступлений. То есть по нормам военного времени, уверенно нарабатывал себе весьма «почтенный» багаж. Ах, да! Ещё он фабриковал (вместе с парой соучастников) компромат на меня… Правда, об этом — несколько позже…
Обо всей этой его деятельности командования было подробно проинформировано. Что же в итоге? Предыдущий командир бригады, который создал бригаду и хорошо разбирался в ней, а также, по отзывам знающих его давно людей, имел огромный опыт участия в боевых действиях, на моём ходатайстве об увольнении со службы данного феноменального индивидуума поставил свою визу. Однако потом прислали нам нового — и все прежние кадровые решения утратили свою силу, понадобилось их проводить сначала. А Соколов-Брест вцепился в Мерко со страшной силой. Как и тот в него. Причины этого, думаю, были разнообразны. Точно знаю только то, что Мерко, не являясь на службу, не вылезал из штаба и исходил доносами на меня и коллектив роты. Всё остальное — домыслы разной степени достоверности, не люблю тиражировать и пересказывать слухи.
Зато правда состоит в том, что невзирая на всё вышеперечисленное, «Соколов-Брест» при личных встречах неоднократно мне обещал, что ротный незамедлительно будет уволен со службы, буквально «вот-вот». Однако при этом я узнал, что он приказал не давать хода никаким моим рапортам, даже не подписывая все мои ежедневные рапорты о неявке ротного к месту службы.
Так вот, в преддверии предстоящих жестоких наступательных боёв, мне приходилось активно бороться с командованием, решать вопросы материального снабжения медслужбы БРИГАДЫ — исключительно за счёт добровольной помощи моих друзей, и предпринимать меры на случай покушения на меня, либо попытки незаконного самочинного ареста.
Надоело о подлецах, — вспоминать крайне неприятно. Тем более, что весьма вскоре начнутся активные боевые действия, и трусость и низость одних будет оплачиваться большой кровью других.
В довершение остаётся только отметить, что в медроте на тот момент имелось несколько нештатных специалистов, в том числе врачей, которые служили не просто добросовестно, но самоотверженно. И в боевых действиях принимали активное участие, и лечили людей с мастерством и успехом. Имелось и несколько вакантных должностей, на которые я пытался их поставить. При этом на словах Соколов всячески призывал отдел кадров «побыстрее всех ставить в штат, чтобы не было внештатников!», на деле же — за три месяца их поставить в штат мне так и не дали. Таким образом, при выполнении боевых задач я оказался перед искусственно созданной необходимостью посылать на поле боя внештатных сотрудников, что является уголовно наказуемым преступлением, а штатных сотрудников, не желающих выполнять приказы и разрушающих подразделение в меру сил, командир бригады всячески покрывал.
В данном случае «уголовное преступление» — совсем не фигура речи. Именно несколько моих вынужденных «внештатников», которые были на поле боя, позволили командованию сфабриковать на меня дело о «создании незаконного вооружённого формирования». Это не говоря о том, что когда один из них погиб — семья не получила ни компенсации, ни какой бы то ни было помощи… Впрочем, об этом — чуть позже,
Итак, на фоне такой «феерической» деятельности командира бригады в воздухе витало напряжение — было понятно, что активизация боевых действий не за горами. Никаких штабных учений, планирования и отработки совместных действий, пусть даже на карте, между службами бригады не проводилось. «Секретность» была такая, что, например, мне как начальнику медицинской службы бригады не были доведены никакие планы возможных действий бригады, дабы я мог спланировать работу моей службы по медицинскому обеспечению действий бригады. При этом ещё за неделю до активизации боевых действий один из водителей (!) моей роты вполне подробно сообщил мне о «секретных» планах командования — когда и куда собираемся наступать. В принципе, общее представление о своих алгоритмах действий у меня уже было, но эта информация оказалась весьма полезной, когда час «Ч» наступил…
В один из вечеров, мне кажется где-то в половине двенадцатого ночи, меня срочно вызвали в штаб. Штаб был переполнен офицерами высшего звена. Напряжение буквально висело в воздухе, как грозовой разряд. Там же я увидел множество командиров малых, но действительно боевых подразделений — спецназа ДНР, ЦСО МГБ, СОБРА, ряда других. Присутствие этих людей, чьи формирования всегда находились на самом острие боевых действий, могло означать только одно: направление главного удара — здесь, у нас. Мы, молча, очень душевно обнимались, радуясь друг другу и без слов понимая важность происходящего. Внимательно смотрели друг на друга. Чётко понимали, что завтрашний день для любого из нас с большой степенью вероятности может оказаться последним.
Так стояли мы с друзьями В перерывах меж боям, Сухопутьем и морями Шли, куда велел приказ. Встань, фотограф, в серединку И сними нас всех в обнимку — Может быть на этом снимке Вместе мы в последний раз.Думал ли я в тот миг о том, что возможно мы сейчас обнимаемся с ними — как с Шайтаном, тогда, перед атакой? Гадал ли, кто завтра останется в этом мире, а кто уйдёт в Высший, Горний? Нет, не думал. Мы собрались здесь, чтобы уничтожить ненавистного врага и защитить свою землю. Только это имело значение. А смерть в бою, да ещё в наступлении, — разве это не мечта любого настоящего мужчины, разве это не счастье?
Присутствовал сам Александр Владимирович Захарченко. Он и поставил нам боевую задачу следующего дня: Углегорск. Небольшой населённый пункт, строго на восток от Горловки, тысяч на тридцать жителей, совсем близко от окраины нашего города. Всем было понятно, что это — только первый этап предстоящего наступления, окончательная цель которого — окружение дебальцевской группировки противника. Многотысячной толпы кровавых хохломутантов, которые заняли важнейший железнодорожный центр — Дебальцево, настроили там укреплений, создали плацдарм для наступления, имевшего цель разрезать надвое нашу донецкую республику. В нарушение тех же проклятых минских договорённостей эти укрозомби не собирались покидать Дебальцево. Как верно сказал в своём выступлении Захарченко: «Дебальцево надо взять! Это сотни спасённых от обстрелов мирных жителей, это предотвращение вражеского наступления, это успешное окончание войны!»
Общая задача для командиров подразделений звучала просто: к пяти утра развернуться на исходных позициях в готовности начать наступление. При этом нужно было собрать личный состав, составить приказ на марш и боевое расписание задействованных сил, довести его до личного состава, осуществить полную подготовку техники, вооружения и материальных средств к движению и развёртыванию. Ещё нужно было, по особому приказу командира бригады, выдать наркотические обезболивающие медикам спецназа ДНР — у этого подразделения была крайне ответственная и опасная задача, что закономерно было чревато многочисленными жертвами. А ещё нужно было согласовать усилия нашей медицинской службы с командирами множества подразделений, которым предстояло работать вместе с нами. Плюс к тому — зима, гололёд, неосвещённая, изрытая воронками, простреливаемая противником дорога. Времени не было совершенно, от слова «совсем». Так что после получения общей задачи я предпринял несколько судорожных попыток согласовать своё решение с командиром бригады — однако понял полную бесплодность своих попыток ввиду того, что комбриг куда-то исчез, и его судорожно искала толпа не менее меня ошарашенных текущими вводными командиров и начальников служб. Потому я подошёл к начальнику штаба, кратко доложил ему свои соображения, получил их одобрение и разрешение «отправиться выполнять».