В оковах страсти
Шрифт:
Я украдкой наблюдала за Гансом. Несчастье…
— Вы так же глупы, как и все остальные. — Ганс покачал головой. — Один — самый могущественный из всех богов, он придает силу и выносливость тем, кто в него верит. Вам следует вернуться к вашему очагу. Ночь не подходящее время для прогулок нежных дам.
Мои волосы запутались в ветках смородины. Скрестив на груди руки, Ганс наблюдал за моими попытками высвободить волосы.
— Почему вы не покрываете волосы, как это делают другие женщины? — неожиданно спросил он.
Я дернула прядь, и куст отпустил ее.
— Потому что…
Запнувшись, я сделала выдох, чтобы нанести противнику ответный удар. Но вместо ожидаемой агрессии в его голосе
— Потому что платок, покрывало непрактичны. Либо их теряют, либо забывают где-нибудь. — Я улыбнулась. — Рыцарь ведь тоже не носит свой шлем днями напролет, не так ли?
Луна вышла из-за туч. Теперь она светила ему прямо в лицо, и я увидела, как он хитро подмигнул
— Ну, это если он несет службу. Воюет. Или освобождает принцессу из пасти дракона. Но женщина — разве женщина не всегда в трудах и заботах?
— Боюсь, что ты прав, — вздохнула я.
Он замолчал. Из зала доносился шум пирующих. Никто из них не предполагал увидеть меня здесь, в саду, где по ночам тайно встречались влюбленные. Забытые пояса, расчески и платки были единственными доказательствами, выдававшими утром их секрет… Я почувствовала. Что и Ганс думает о том же, глядя на меня. Я смущенно ощупала то, что осталось от моей прически, сооруженной Майей, и прислонилась к яблоне, чтобы вытрясти камешки из деревянных башмаков.
— А что, собственно, искали здесь вы?
— То же самое я могу спросить у тебя, — выпалила я.
Ганс некоторое время помедлил с ответом.
— По ночам я часто здесь бываю, — хрипло сказал он — и часто по той же самой причине, что и вы днем. Разве можно найти более прекрасное место, чтобы помечтать о доме? Звезды такие же, как на родине…
Его голос замер. Меня бросило в жар от стыда. К счастью, было темно, и он не заметил, как я покраснела. Ведь у него где-то был дом, семья, девушка, которую он любил, а возможно, даже дети. Люди, которые умирали от волнения и тревоги о нем. О пресвятая Дева Мария, зачем ты подвергаешь меня испытаниям? Я уже забыла о его попытке задушить меня. Моя нечистая совесть погнала меня прочь. Словно гонимая фуриями, я повернулась и, не проронив ни слова, поспешила удалиться.
— Спокойной ночи, jungfru, [5] добрых вам снов, — произнес он мне вслед.
Через некоторое время кто-то пришел из монастыря, чтобы на время попросить варвара для выполнения работ. Зимой под снежными завалами рухнул один из скотных дворов, а потому начали строить новый. И тут им, конечно, понадобился мужчина, который один мог бы поднять деревянную балку. Мне вообще-то было совершенно безразлично, чем занимался Ганс, когда я не нуждалась в его услугах. Но скоро я стала замечать, что всякий раз по возвращении он прятался в конюшне и даже отказывался седлать для меня лошадь. Дважды я принимала решение отложить прогулки за пределами замка. Но в третий раз, когда оруженосец с кривой ухмылкой заявил о недомогании варвара, я разозлилась и сама отправилась в конюшню. Он будет седлать моего коня независимо от самочувствия. Я обнаружила его в комнате, где хранились седла, сидящим на полу, привалившись к стене.
5
Девица (др. сканд.).
— Как это понимать? Ты что, не хочешь седлать моего коня? — закричала я и подошла к нему, чтобы отругать как следует. Он поднял голову. И лишь тогда я заметила глубокую кровавую рваную рану на его плече. — Что это? Ты вновь подрался? — Я указала на кровь, которой были измазаны рукава его разодранной рубашки. — Что произошло?
— Ничего.
— Ты
— Нет.
— А кто же? — Взгляд его не предвещал ничего хорошего, и в мыслях я уже отказалась от намерения покинуть вместе с ним пределы замка. Черт побери, зачем мне тогда вообще конюх? Навязав его, отец просто подложил мне свинью… — Я не хочу, чтобы ты ввязывался в драки…
— Кое-кто делает это, не спрашивая вашего дозволения.
Притворившись, будто не слышала этих дерзких слов, произнесенных им, я стала рассматривать рану. Это след от удара плеткой. Кто-то в монастыре бил его плеткой.
— Я больше не отпущу тебя в монастырь. Ты мой слуга, принадлежишь мне и…
Он сделал большой прыжок и принял угрожающую позу.
— Я принадлежу только себе, дорогая госпожа. И больше никому, — произнес он угрожающе тихим голосом. — Будет лучше, если вы поймете это раз и навсегда! А то один христианин никак не хотел согласиться с этим…
Он сверкнул на меня своими голубыми глазами и рванул кольцо на шее, настоящий символ его порабощения. Я стояла в растерянности, не зная, что на это ответить. Как он вообще осмелился произнести такое? Его взгляд бесстыдно скользил по моему телу, остановился на груди.
— Откуда у вас это? — устало спросил он.
Проследив, куда он смотрит, я поняла, что он спрашивает о моей цепочке. Несколько дней назад мне подарил ее отец. Крест из серебра, украшенный сверкающим драгоценным камнем. По оборотной стороне креста можно было догадаться, что он подвергся переделке. Он не нравился мне, но я носила его, чтобы не злить отца. Я с удивлением поднесла подвеску к глазам, чтобы лучше рассмотреть ее. Ганс подошел ко мне ближе, я почувствовала на своем лице его горячее дыхание и будто окаменела, когда он взял крест в руку. Пальцы его ходили ходуном. Он повернул руку, и я неожиданно заметила, как змея с его запястья стала ползти в мою сторону — или это была лишь игра света, вводящая меня в заблуждение? И все же она двигалась — о да! Я вздрогнула от испуга и попятилась назад. Ганс не отрывал взгляда от цепочки. Меня, как канатом, тянуло к нему, и я придвинулась настолько, что мы чуть не столкнулись лбами. Я почувствовала запах его пота, и мне стало нехорошо. Он был непредсказуем… Что это я выдумала, даже посочувствовала ему… он носил в себе зло! И эти змеи были тому доказательством. Теперь он стоял, не говоря ни слова, дрожа от волнения и уставившись на меня, другая его рука сжалась в кулак. О Пресвятая Дева Мария, помоги мне, помоги мне сейчас…
— Ты хочешь забрать его? — пролепетала я, судорожно размышляя, как же мне противостоять ему. — Мне… мне этот крест не нравится…
Он отпустил крест и сделал большой шаг назад.
— Он принадлежит мне!
Я вытаращила глаза.
— Тебе?
Его глаза засверкали. Он поднял оба кулака. Сердце мое бешено забилось.
— Его у меня отобрали! — прошипел он сквозь зубы. Трясущимися пальцами, будто парализованная его взглядом, я расстегнула застежку и хотела вернуть ему цепочку. Ганс взглянул на украшение в моей руке.
— Оставьте это, — бросил он.
— Но…
Я не могла продолжать. Кончиками пальцев он взял подвеску и поднес ее прямо к моему носу.
— Украшение испорчено, разве не видите сами? Вы сделали из него крест. Что мне делать с этим крестом? Моим амулетом был Мьелнир, молот бога грома и плодородия, а вы его разрушили. То, что получилось из амулета, теперь не имеет для меня никакого значения. Черт возьми, да делайте вы с этим, что вам заблагорассудится.
Растерянность на моем лице, кажется, помогла ему осознать, что я не могла взять в толк, о чем он говорил. Смягчив тон, он продолжал: