В омут с головой
Шрифт:
Открыв окно, он постоял немного, радуясь хорошей погоде и огорчаясь оттого, что рядом нет Лины. Хотелось, чтобы она поехала с ним, но она наотрез отказалась. Он хотел немедленно все рассказать родителям, но Лина категорически запретила ему это делать. Она считала, что пока еще рано… А что, собственно, рано? Он любит ее, она любит его. К чему такая канитель?..
Алешка закурил, стоя у окна, и снова погрузился в собственные мысли. Может быть, Лина и права, не стоит торопить события. А может, она действительно не разобралась еще в своих чувствах. В своих Алешка был уверен. Может, она думает, что он ей не пара? Красивая, целеустремленная, умная — прямая противоположность
Алешка протянул руку к телефону, набрал номер. Длинные гудки. Он насчитал пятнадцать и положил трубку на рычаг. Ну и где она? Дома нет. Ну уж, «зяблики», как говорит Михалыч, он не будет лежать на диване и ждать у моря погоды. Он пойдет и найдет ее.
Он быстро оделся, пересчитал в бумажнике деньги. Собственные сбережения, оставшиеся от полученных ранее гонораров, растаяли словно дым. Теперь надо просить у родителей. Стыдно. А что делать? Он метался по комнате, как тигр в клетке. Почему? Почему он позволяет себе так жить? Четверть века за плечами, пора подводить первые жизненные итоги, но ему, Алешке, нечего представить на суд божий. Внезапно пришла мысль, что, если сейчас он внезапно умрет, ему действительно нечего будет записать в свой актив для оправдательной речи на суде Всевышнего. Его бывшие одноклассники уже кое-чего достигли. Славка уже оставил по себе добрую славу — получился каламбур: Слава оставил славу. Его уже не забудут его ученики, на земле останется жить родной человечек, его замена, — Аннушка.
Алешка снова уселся на диван, у него опять было муторно на душе. Он и раньше не раз задумывался о смысле жизни, но все промахи и колебания трактовал только в свою пользу: как адвокат на суде — все сомнения в пользу обвиняемого. Собственно, глупо сидеть и винить себя во всех грехах человечества, не он их открыл, не он один им предавался и не ему за них отвечать, по крайней мере, не за все. Со своими бы разобраться…
И чем больше Алешка сейчас размышлял, тем больше терялся смысл его рассуждений. Он понимал, что сейчас ему в голову приходят лишь совершенно абсурдные мысли. Но то ли меланхолическое настроение, то ли все недавние события так на него подействовали, что рассуждать здраво и разумно он просто не мог, а может, и не хотел.
Он пришел только к одному твердому выводу: ему надо уехать. Уехать в Москву. Надо в себе разобраться, а еще лучше постараться кем-нибудь стать. Пора уже! А потом можно еще раз сделать предложение Лине. Может быть, тогда она не откажет.
Алешка вернулся к открытому окну, взял в руки пачку сигарет и обнаружил, что, увлеченный собственными душевными терзаниями, он почти опустошил ее, прикуривая одну сигарету от другой. Когда он это обнаружил, ему стало плохо. Он затушил уже подожженную сигарету, сложил в пепельницу все оставшиеся сигареты, взял ее и пошел с нею вниз, решив начать новую жизнь с мужественного, на его взгляд, поступка. Он
На кухне он решил выбросить в мусорное ведро все, что принес с собой, даже пепельницу. Потом подошел к дверям в комнату отца и постучал.
— Открыто, — услышал в ответ.
Алешка открыл дверь. Отец сидел за столом и работал на портативном ноутбуке, который всегда возил с собой.
— А, сын, заходи! — Отец на секунду оторвал взгляд от экрана, мельком взглянул на Алешку и тут же отвернулся, погрузившись в дела.
Алешка приземлился рядом с отцовским столом и принялся ждать. Прошло еще минут пять, прежде чем отец вспомнил об Алешкином присутствии. Он наконец оторвался от своей работы и, обращаясь к Алешке, спросил:
— Ты что-то хотел?
— Да. Когда вы поедете в Москву?
— Вероятно, сегодня вечером, а что?
— Я тоже уеду.
— Что так? Устал отдыхать? Потянуло в старую компанию? — Отец проговорил это несколько раздраженно.
— Нет. — Алешке не хотелось объяснять отцу причину своего отъезда, не хотелось и врать. Поэтому он просто промолчал, ограничившись одним-единственным словом.
— Может, объяснишь? — настаивал отец.
— Нет. — Алешка твердо и уверенно покачал головой.
— А жаль, — вздохнул отец, — я хотел тебя попросить пожить здесь некоторое время, пока мы не найдем новых консьержей. Ну, нет, так нет! Значит, придется остаться здесь матери. А у нее уже отпуск кончился.
Отец опять отвернулся к компьютеру, и последние слова он проговорил так тихо, будто самому себе.
Алешка растерялся. С одной стороны, ему просто необходимо было уехать отсюда, а с другой, отец впервые попросил его что-то сделать для него. Пусть это не геройский поступок, пусть нет необходимости спасать отца, но это реальное полезное, сделанное для него дело. Отказать сейчас ему Алешка не мог. Возможно, это было первое испытание на пути к преодолению его воинствующего эго.
— Я… — Алешка попытался привлечь внимание отца.
Ему это удалось.
— Что? — встрепенулся Леонид Иванович, будто только и ждал этого.
— Я останусь, — ответил Алешка. — Что я должен буду делать?
— Да, в общем, ничего. Разве что…
Алешка вопросительно посмотрел на отца.
— Разве что, постараться не умереть с голоду. Сможешь сам себя обеспечить?
— Постараюсь, — ответил Алешка.
Во дворе послышался гул подъезжающего автомобиля и шум голосов. Алешка подошел к окну: во двор вошли несколько молодых людей, одетых в строгие темные костюмы. Их встречала Светлана Арнольдовна.
— Похоронщики приехали, — сообщил Алешка. — Ты не выйдешь?
— Нет, не люблю я этого. Стариков, конечно, жаль, и я бы, естественно, сделал для них все, что нужно. Но, знаешь, я рад, что Сергей Ильич так поступил. Значит, не забыл, сколько они в свое время сделали для его семьи. Значит, что-то человеческое в нем осталось. А Орловых мне искренне жаль, земля им пухом. Кстати, ты, если остаешься, можешь проводить их в последний путь, вероятно, хоронить будут завтра, здесь, на Спасском кладбище.
— Хорошо, — ответил Алешка, продолжая наблюдать одним глазом за вежливым разговором, который вели во дворе Светлана Арнольдовна и представители похоронного бюро.
За спиной у Алешки послышался бумажный шелест, он обернулся — отец достал из бумажника две стодолларовые купюры и протянул их сыну:
— Возьми на расходы.
Алешка немного помялся:
— Не надо, у меня есть.
— Я знаю, что у тебя нет. Возьми, заработаешь — отдашь. И это не только тебе, это на непредвиденные расходы по дому.