В открытом море(изд.1965)-сборник
Шрифт:
В проходе у Морских ворот катер неожиданно дрогнул от сильного удара. Степа не удержался на трапе и скатился вниз.
Наступила тьма. Вверху застонали раненые. Боцман зычно прокричал:
— Аварийная! Пробоина над кубриком старшин... Пластырь живей!
Моторы продолжали гудеть. Снова засветились лампочки. В синем свете юнга увидел искаженное болью лицо Симакова. Левой рукой он зажимал запястье правой. Меж пальцев моториста сочилась кровь.
— Дай бинт и стань к реверсу! — потребовал он.
Степа разорвал индивидуальный пакет и помог мотористу кое-как обмотать бинтом раздробленную осколками руку, но управлять действующим мотором не решался.
— Лучше я позову кого-нибудь, — предложил он.
— Не надо, — удержал юнгу Симаков. — Я останусь здесь, буду показывать тебе.
Командир катера маневрировал. Стрелка машинного телеграфа то требовала убавить количество оборотов мотора, то дать задний ход, то полный вперед. Степа не понимал приказаний с мостика и терялся. Раненому мотористу приходилось помогать ему левой рукой.
Так они несли совместную вахту минут сорок. Катер за это время успел сделать два рейса, подбрасывая в бой свежие отряды десантников.
Потом Симакову стало дурно.
— Старшину вызывай, — выключая мотор, сказал он медленно и повалился на бок.
Степа бросился поднимать моториста, но в это время в переговорную трубу донеслось:
— На левом моторе! В чем дело? Почему выключили?.. Полный вперед!..
— Я один здесь! — крикнул юнга и, боясь ослушаться приказания, самостоятельно включил газ.
Мотор загудел, набирая скорость. Степа схватился за ручку реверса и, напряженно глядя на стрелку телеграфа, ждал новых приказаний.
Прибежавший из второго отсека механик был потрясен, увидев одинокого юнгу у мотора.
— Ты что здесь делаешь? Кто мотор включил?
— Я, — виновато ответил Степа. — Симакову плохо... Он ранен.
— Мигом вызывай Куталина на смену!
Юнге казалось, что механик на него сердится. Сбегав за мотористом, он ждал неприятного разговора. Но воентехник крепко пожал ему руку и сказал:
— Молодчина, правильно действовал! Только следующий раз обязательно предупреждай меня. Я сам с тобой займусь. Будешь у нас мотористом. Посматривай пока за помпой.
Порт уже целиком был захвачен. Морская пехота дралась на улицах города. А «морской охотник» все подбрасывал и подбрасывал десантников.
На рассвете появилась фашистская авиация. Она принялась бомбить причалы и корабли. Катер задрожал от частых залпов пушек. Ему то и дело приходилось отбиваться от истребителей и пикирующих бомбардировщиков.
— Кузикова наверх! — свистнув в люк, крикнул боцман.
Степа вскарабкался по железному трапу и упал на мокрую палубу. После полумрака машинного отделения утренний свет его ослепил. Зажмурив глаза и раскрыв рот, он втягивал в себя свежий воздух и не мог надышаться.
— Что, брат, нанюхался морской жизни? — спросил Гвоздев. — Не захочешь больше?..
— Захочу! Я механиком буду.
— Ишь прыткий! На механика годами учатся... Набивай-ка пулеметные ленты. Это попроще будет.
Степа набивал для пулеметов ленты, помогал Скрыбе зажигать и сбрасывать дымовые шашки, подносил к раскаленным пушкам снаряды. Расторопный юнга требовался повсюду. За ночь почти треть команды выбыла из строя.
От близкого разрыва бомбы один из моторов катера стал работать с перебоями. На верхней палубе появился обеспокоенный механик.
— Горючее подкачиваем, — сообщил он. — Цистерну, видно, пробило. Осмотреть надо.
— Это мы сейчас устроим, — сказал боцман. — Юнгу... Кузикова ко мне!
— Есть юнга! — отозвался Степа.
— Ты бывал в бензоотсеке? — спросил механик.
— Бывал.
— Ну конечно, где он только не бывал! — не мог удержаться от воркотни боцман. — Вон как комбинезон отделан! На животе все горловины облазал...
Механик открыл крепко привинченную крышку отсека. В нос ударил острый запах авиационного бензина.
— Так и есть... вытекает, — заключил он. — Посмотри, Степа, нельзя ли заткнуть.
Юнга спустился по отвесному трапу в узкую горловину и в темноте, задыхаясь в парах бензина, нащупал вдавленную щель пробоины. Дыра была на уровне его плеча. Бензин выплескивался только когда катер сильно качало.
— Ладно, забей пробкой и вылезай быстрее, — посоветовал механик.
Провозившись минут пять в бензоотсеке, юнга с трудом вскарабкался наверх. От бензиновых паров он словно опьянел: ноги подкашивались и все кружилось перед ним, как на каруселях. Боясь упасть, Степа уцепился за боцмана.
— Вот ведь голова пустая!.. — принялся корить себя Гвоздев. — И в мысль не пришло, что парень одурманиться может.
Он подхватил Степу на свои сильные руки, как это делал когда-то отец, отнес к рубке и уложил на разостланный брезент. И там, с необычной для боцмана ласковостью, сказал:
— Полежи на ветерке, продует... А чуть оправишься — давай в кубрик, на койку. Наработался ты сегодня, хватит.
Но отдыхать юнге не пришлось.
Днем бой несколько утих. Город целиком был занят черноморцами. Фашисты, отстреливаясь, отступали в горы.
Лейтенант Шентяпин получил приказание принять на борт раненых и сопровождать госпитальное судно в Новороссийск.
Раненые, стекавшиеся со всех улиц задымленного города в порт, заполнили кубрики, кают-компанию и палубу «морского охотника». Всюду белели повязки. Степа едва успевал разносить в чайнике пресную воду. Бойцов мучила жажда, многие проголодались, просили есть. Им пришлось открывать консервы и раздавать белые галеты. К вечеру Кузиков так измотался, что, усевшись на ящик из-под патронов передохнуть, не смог больше подняться. Он уснул сидя, склонясь на плечо раненому пехотинцу.