В открытом море(изд.1965)-сборник
Шрифт:
Торжественное приветствие больших кораблей было столь трогательным, что Пухов от растерянности выронил изо рта свою трубку. Смущенный, он стоял навытяжку и отдавал честь дрожавшей рукой. Глаза его как-то странно светились. Мне показалось, что в них вот-вот блеснут слезы. И, видимо, поэтому у меня самого невольно защекотало в носу, и я подумал: «В нашем подразделении не найдешь человека красивее Пухова».
В этот миг его усталое, дубленное солнцем и ветром лицо и в самом деле было каким-то по-своему красивым и мужественным.
КОНВОИР
Нелегка дозорная служба на катере. По нескольку суток приходится болтаться в изнурительном дрейфе вдали от берега. Течением и ветром катер сносит на подводные камни, на минные поля; каждые полчаса надо запускать моторы, чтобы удержаться на линии сторожевого дозора.
В свежую погоду, когда на большом корабле едва чувствуется легкое покачивание, катер кренит и бросает из стороны в сторону так, что в глазах рябит и к горлу подкатывается дурнота. А о шторме и говорить нечего. Бьет волна, взлетая на мостик, пронизывает и валит с ног ветер. Особенно тяжелы ночные дозоры: ночью, как бы тебя ни мотало, забудь об усталости, забудь о том, что ты промок до нитки, вслушивайся и смотри во все глаза. В темноте самолеты, приглушив моторы, постараются незаметно набросать мин на фарватер, могут проскользнуть к базе торпедные катера и подводные лодки противника. Ты дозорный передовой линии. Что бы ни случилось, ты должен выстоять и оповестить флот.
Лучше всех дозорную службу нес катер, прозванный шутниками «Анютой». Он был необыкновенно легок на ходу, по-особому строен и опрятен. Когда поднимались на его мачте сигнальные флаги, он очень походил на девушку-украинку, убранную разноцветными лентами.
Команда «Анюты» в самые темные ночи умудрялась первой обнаруживать воздушного противника, быстро оповещать флот и своим огнем не давать вражеским самолетам сбрасывать мины на охраняемом участке фарватера.
Командиром этого катера был Алексей Ванюков. Если бы удалось выстроить всех моряков Черноморского флота по росту в одну шеренгу, то лейтенант Ванюков непременно стоял бы на самом краю левого фланга. Ростом он был не выше тринадцатилетнего мальчика, а по весу числился в категории наилегчайших бойцов, которых в боксе называют «мухами». Но мускулатуру он имел крепкую и отличался ловкостью.
Из всех видов спорта Ванюков больше всего уважал бокс. На ринге он работал с быстротой пневматического молота, нанося точные и резкие удары. Перед ним не могли устоять не только «мухи», но и «петухи», поэтому он прочно держал звание чемпиона флота в наилегчайшем весе.
Чтобы управлять катером, лейтенант вынужден был соорудить на мостике деревянную подставку и во время похода стоять на ней, — иначе он ничего бы не увидел впереди. Об этом знали даже наблюдательные посты охраны рейда. Если они издали не могли разглядеть на мостике командира, а видели над рубкой одну лишь щегольскую фуражку с большим козырьком, то уверенно заявляли: «Это идет «Анюта». И никогда не ошибались.
На крейсере, где в юности лейтенант служил горнистом, его сверстники не раз шутили:
— Хорошо, что на свете существуют МО, иначе какой другой корабль подобрали бы по росту нашему Ванюкову?
— А торпедные катера и подводные лодки? — возражали другие. — С таким ростом воевать удобнее...
Подобные рассуждения злили друзей Ванюкова, особенно тех, которые стояли с ним когда-то на левом фланге.
— Видите ли, — горячились они, — ум и храбрость не длиной ног определяются. Если кто смелостью не наделен, то и большая фигура его не спасет. Делом только можно доказать, большой ты человек или маленький.
Ванюкова, конечно, огорчал его мальчишеский вид, поэтому он был застенчив с незнакомыми людьми и на берегу старался не бывать в компании рослых сверстников; но на корабле он держался солидно, как подобает командиру, и сумел дело поставить так, что его уважало командование и любили матросы.
В августе 1941 года фашистские дивизии, обойдя полукругом Одессу, хлынули в южные степи. Из Одессы только морем можно было вывозить жителей и оборудование заводов. Этой работой занялись корабли торгового флота и огромные черноморские теплоходы, ходившие на Кавказ.
Охранять эти громады приходилось военным кораблям.
В первый большой переход отправился катер Ванюкова. В окруженную Одессу он пришел с госпитальным транспортом, а там, в перерыве между двумя воздушными тревогами, получил назначение конвоировать океанский теплоход, до отказа наполненный женщинами и детьми. Пассажиры занимали все трюмы, каюты и палубы, сидели на узлах, чемоданах, сундуках. Мужчин почти не было видно: они остались защищать родной город.
Усатый капитан теплохода, увидев, что его будет сопровождать какой-то МО, запротестовал.
— Неужели нельзя было выделить миноносец или сторожевой корабль? — обиженно выговаривал он коменданту по эвакуации. — У меня четыре тысячи народу... Встретится подводная лодка или налетит авиация, — тут горя не оберешься! Кто их защитит? Вот это корытце с пулеметами, да? У меня винт больше размером, чем конвоир... Тоже охранника нашли! Лучше уж одному идти...
Если бы в это время не начался обстрел порта, капитан еще долго кричал бы и горячился. Но ему твердо было приказано не разговаривать и выйти в море.
— Тогда пусть ваш МО подальше от меня движется. А то раздавишь его невзначай.
С сердито распушенными усами он поднялся на мостик и в рупор стал отдавать распоряжения.
Ванюков не слышал разговора капитана с портовым начальством, но понимал, какая ответственность с этой минуты ложится на него.
Под его защиту переходили женщины и дети. Их было несколько тысяч. Лейтенант видел тревожные лица провожающих и в досаде думал: «Лучше бы мне дали транспорт с войсками. Бойцы уже понюхали пороху. Их обстрелом не напугаешь. А с ребятишками-то как?..»
Фашисты стреляли по рейду с Кинбурнской косы. Снаряды падали вблизи от морских ворот, любой из них мог угодить в теплоход.
«Надо прикрыть его», — решил Ванюков.
Сбросив несколько дымовых шашек в море, он так надымил, что на палубах теплохода поднялся кашель и плач. Ребятишки задыхались в густом дыму, окутавшем корабль.
— Вот ведь неприятность! — расстроился лейтенант. — Придется завесу за морскими воротами ставить.
И он, не думая об опасности, помчался прямо на всплески от разрывов.