В ожидании дождя
Шрифт:
— Усек, — сказал я.
Он убрал руку, пыхнул сигарой и наклонился вперед, упершись локтями в колени.
— Вот и отлично. Сейчас он доест свой бургер, и ты уберешь свою ирландскую жопу из моего дома. — Он встал и направился к крыльцу. — И не забудь вытереть ноги перед дверью. Мы уже затрахались чистить ковер в гостиной.
23
Бубба умеет читать и писать, но плохо. Грамоты ему хватает только на то, чтобы разбирать инструкции по применению оружия и другие похожие тексты, и то только в том случае, если рядом нарисована картинка. Он также
Но он не дурак.
Те, кто принимал его за недоумка, как правило, плохо кончали. Многочисленные копы и прокуроры, как ни старались, смогли упечь его за решетку всего два раза, да и то за незаконное ношение оружия, — такая мелочь по сравнению с тем, в чем он действительно был замешан, что он воспринимал оба своих тюремных срока скорее как отпуск, чем как реальное наказание.
Бубба объездил весь земной шар. Он мог рассказать, в какой деревне каждой страны бывшего советского блока достать самую лучшую водку, в каком западноафриканском борделе самые чистые шлюхи, где в Лаосе продаются чизбургеры. На столах, которыми заставлен трехэтажный склад, служащий Буббе жилищем, он из палочек для мороженого по памяти собрал макеты некоторых городов, где ему довелось побывать. Однажды я сравнил его версию Бейрута с картой и обнаружил на ней улицу, которую проглядели картографы.
Но самая выдающаяся и самая пугающая особенность его интеллекта заключается в способности видеть людей насквозь, хотя со стороны может показаться, что он не обращает на них никакого внимания. Бубба за милю чует любого копа, работающего под прикрытием; по легкому дрожанию ресниц догадывается, когда ему врут; его дар просекать засады вошел в легенду — конкуренты давным-давно оставили попытки заманить его в ловушку, признав за ним право на свою долю пирога.
Бубба, как говорил мне Морти Шварц незадолго до своей смерти, сродни животному. В устах Морти эта оценка звучала комплиментом. Идеальные рефлексы, безотказное чутье, умение целиком концентрироваться на поставленной цели — и при этом полное отсутствие совести. Если Буббе и случалось испытывать чувство вины, то он вместе с родным языком оставил его в Польше, откуда уехал в пятилетнем возрасте.
— Ну, чего тебе Стиви сказал? — спросил Бубба, когда мы ехали через Меверик-сквер, направляясь к туннелю.
От меня требовалась предельная осторожность. Стоило Буббе заподозрить, что Стиви вознамерился шантажировать меня его безопасностью, и он замочил бы и самого Стиви, и половину его бригады. И плевать на последствия.
— Да ничего особенного.
Бубба кивнул:
— Просто вызвал тебя к себе, чтобы потрепаться?
— Что-то вроде того.
— Ну конечно, — сказал Бубба.
Я прочистил горло:
— Он сказал мне, что Уэсли Доу пользуется дипломатической неприкосновенностью. И чтобы я держался
Мы подъезжали к пункту оплаты дорожной пошлины перед туннелем Саммер, и Бубба опустил стекло машины.
— Какой интерес Стиви Замбуке защищать свихнувшегося яппи?
— Судя по всему, большой.
Бубба втиснул свой «хаммер» между будками и протянул дежурному три доллара. Снова поднял стекло, и мы тронулись с места, пытаясь встроиться в плотный поток машин — восьмирядное шоссе перед туннелем суживалось до двух полос.
— А почему? — спросил он, ледоколом взрезая окружающее «хаммер» море металла.
Я пожал плечами. Мы въехали в туннель.
— Уэсли уже доказал, что у него есть доступ к историям болезни одного психиатра. Возможно, не единственного.
— И что?
— А то, — сказал я, — что это источник конфиденциальной информации. Компромат на копов, судей, подрядчиков. Да на кого угодно.
— И что ты собираешься делать? — спросил Бубба.
— Прислушаюсь к совету, — ответил я.
Он повернулся ко мне. Его лицо заливал мертвенно-желтый свет туннельных ламп.
— Ты?
— Я. Жить-то хочется.
Бубба тихо хмыкнул и развернулся к лобовому стеклу.
— Затаюсь на какое-то время, — сказал я, ненавидя жалкие нотки, прозвучавшие в моем голосе. — Может, придумаю, как достать Уэсли по-другому.
— Да не получится по-другому, — сказал Бубба. — Или ты его прижмешь, или нет. А если прижмешь, Стиви по любому просечет, что это твоих рук дело. Его не обманешь.
— Так ты что, предлагаешь мне взять Уэсли за яйца и отдаться на милость Стиви Замбуке?
— Хочешь, я с ним поговорю? — сказал Бубба. — Попробую его убедить?
— Нет.
— Нет?
— Говорю тебе, нет. Ну, допустим, ты с ним поговоришь. А он упрется. И что дальше? Ты просишь его о чем-то, а он отвечает отказом.
— Тогда я замочу его на хрен.
— Замочишь одного из главарей мафии? И что, по-твоему, скажут все остальные? Все в порядке, парень?
Бубба пожал плечами. Мы вырвались из жерла туннеля и устремились по направлению к Норт-Энд.
— Я так далеко не загадываю, — сказал Бубба.
— А я загадываю.
Он снова пожал плечами, на сей раз выразительнее:
— Значит, просто возьмешь и умоешься?
— Ага. Ты не возражаешь?
— Ладно, — буркнул он. — Ладно. Как скажешь.
Высаживая меня из машины, он смотрел в другую сторону. Глядел на дорогу, чуть покачивая головой в такт урчанию двигателя.
Я вылез из «хаммера». Не отводя взгляда от дороги, Бубба заговорил:
— Может, тебе вообще завязать?
— С чем?
— С этим бизнесом.
— С чего вдруг?
— Начнешь их бояться, долго не проживешь. Дверцу захлопни, а?
Я хлопнул дверцей и стал смотреть, как он отъезжает.
Возле светофора он вдруг ударил по тормозам. Секундой позже «хаммер» задним ходом уже несся обратно ко мне, с каждым метром сближаясь с мчащимся по шоссе красным «фордом-эскортом». Сидевшая за рулем женщина подняла глаза и увидела, как на нее надвигается «хаммер», свернула на соседнюю полосу, нажала на гудок и, оскорбленно бибикая, проскользнула мимо Буббы, на прощание продемонстрировав ему средний палец. Из чего следовало, что на краткий миг она выпустила из рук руль.