В память о Саре
Шрифт:
Майку хотелось сказать, что ему очень жаль, но он боялся нарушить ход ее мыслей.
— Я ловила его дважды, — продолжала Сэм. — Оба раза в мотеле. Оба раза шел дождь, я сидела в своей машине с биноклем, глядя, как он открывает дверь, а потом целует свою шлюху на прощание. Как пошло, не так ли? Но как бы жалко и омерзительно все это ни выглядело — а я чувствовала себя так, словно вывалялась в грязи! — я оба раза приняла его обратно, заставив пообещать, что он перестанет встречаться с ней. В конце концов, я дала обет быть с ним в горе и в радости, поэтому полагала, что измена относится как раз к категории
— Мне очень жаль, Сэм.
Она пожала плечами.
— Такова жизнь.
— Значит, ты знала обо всем.
— Об изменах? Да, знала. Но о том, что Тина беременна, я узнала только после того, как подписала бумаги на развод. Все прошло быстро — собственно, он дал мне все, что я хотела. Но беременность… Матт постарался сохранить ее в тайне.
— Ты не звонила ему, чтобы спросить, почему он так поступил с тобой?
— Матт — самовлюбленный засранец. Какой смысл звонить ему, чтобы убедиться в том, что я знаю и так?
Майк подался вперед и почувствовал, как пальцы ног Сэм уперлись ему в живот. Он положил конверт ей на колени.
— Эти снимки сделал Лу, — сказал он. — За неделю до моей свадьбы.
Сэм опустила бокал с вином на пол и осторожно открыла конверт. Пока она перебирала фотографии, он старательно делал вид, будто рассматривает людей на улице, пытаясь не думать о снимках — тридцати шести моментальных фотографиях, на которых Джесс садилась в «вольво» с мужчиной, которого Майк никогда раньше не видел, ехала с ним в Нью-Гэмпшир (Лу несколько раз щелкнул их в пути, пока машина катила по шоссе № 128 «Северное», а потом свернула на шоссе № 3 «Северное»), парковалась на автостоянке у книжного магазина, шла с ним по оживленной улице и поднималась по крутым бетонным ступеням синего здания, мини-гостиницы «ночлег и завтрак», о которой говорил Лy. На последних трех фотографиях наблюдалась кульминация всего действа — Джесс в обнимку с мужчиной спускается по ступенькам, садится в машину и целуется с ним.
Краешком глаза он наблюдал, как Сэм складывает снимки обратно в конверт.
— Эти фотографии вовсе не обязательно означают, что у нее был роман.
Майк повернулся к ней.
— А как насчет последнего снимка, того, на котором они целуются?
— Резкость не очень хорошая. На мой взгляд, они всего лишь обнимаются.
— Тем не менее.
— И твой отец ни с того ни с сего отдал их тебе сегодня?
— Я нашел их в ящике его верстака вместе с запиской матери, которую перехватил Лу. Ты помнишь, что случилось с моей матерью?
— Я помню, как ты рассказывал, что она куда-то уехала.
Майк начал с того дня, когда его мать сбежала, и с причин, по которым она это сделала. Он рассказал Сэм о трех своих последних встречах с Лу и закончил вторым письмом, обнаруженным там же, в ящике верстака. Майк передал Сэм содержание письма и ложь, преподнесенную ему матерью насчет платы за обучение в школе Святого Стефана. Когда он умолк, солнце уже село и на улице зажглись фонари.
— Итак, теперь ты считаешь, что твоя мать и не собиралась возвращаться сюда? — негромко спросила Сэм, словно боясь задавать такой вопрос.
— Лу летал в Париж и сфотографировал там ее вместе с этим парнем? Да. Считаю ли я, что у нее был роман? Похоже на то. Верю ли я, что Лу пытался уговорить ее вернуться? На этот счет у меня есть сомнения. Люди, обманувшие его, долго не живут. Они имеют обыкновение исчезать без следа. Точка.
— Он говорил правду, когда сказал, что сам платил за твое обучение. Его слова подтвердил священник.
— Сэм, мой отец лжет и убивает ради того, чтобы заработать на жизнь. Моя мать не могла просто взять и исчезнуть. Будь она жива, она бы написала или позвонила. Она бы предприняла что-нибудь.
Сэм кивнула, слушая его.
— После исчезновения матери к нам зачастила полиция, — сказал Майк. — У него уже были эти фотографии. Он знал, где она живет и с кем. Все, что требовалось от Лу, — это передать их полиции, и они оставили бы его в покое.
— А что было бы, узнай ты о романе своей матери? Только представь, каким бы ударом это стало для тебя. Сколько тебе тогда было? Девять?
— Около того.
— Что до снимков твоей бывшей жены, — сказала Сэм, — я могу лишь предполагать, что твой отец разузнал о ней кое-что и подумал, что если он покажет тебе эти фотографии, то ты бросишь ее.
— Вот только он этого не сделал.
— Может быть, он не показал тебе эти снимки по той же причине, по которой не стал показывать и фотографии твоей матери, — принялась размышлять вслух Сэм. — Тот факт, что он этого не сделал, вызывает восхищение, ты не находишь?
— Однажды я видел, как отец избивает обрезком свинцовой трубы одного малого. Тот крупно задолжал приятелю Лу, Кадиллаку Джеку. Парень корчится на земле и умоляет о пощаде, но Лу не останавливается. И знаешь, что он сделал потом? Пошел домой и лег спать.
— Салли, я не намерена сидеть и изображать перед тобой мозгоправа, утверждая, будто понимаю твоего отца. Это не так. Судя по тому, что ты мне рассказал, он настоящий сукин сын. Но при этом далеко не так прост. Вполне может быть, что, вместо того чтобы показать тебе фотографии матери, он решил оградить тебя от правды.
— Вот, значит, как ты думаешь…
— А зачем еще он сделал эти фотографии? Если честно, мне даже страшно подумать, как бы ты пережил известие о матери в таком юном возрасте. И, может быть… Я всего лишь рассуждаю вслух, но, быть может, он решил, что лучше уж ты будешь ненавидеть его, чем узнаешь правду.
Майк зажмурился и помассировал глаза. Перед его мысленным взором встала Джесс, целующая другого мужчину. Он увидел Лу, выслеживающего на улицах Парижа свою жену с ее давним возлюбленным, щелкающего затвором фотоаппарата и предвкушающего, что он сделает с Мэри, когда они окажутся наедине. Мысли об этом преследовали Майка. Он хотел запереть перед ними двери своей памяти, но не мог этого сделать.
— Может быть, я все выдумала, — снова заговорила Сэм. — Не знаю, что дает твоему отцу силы жить. Откровенно говоря, я даже не знаю, что движет моим собственным отцом. Я могу лишь повторить: чужая душа — потемки.