В Париже и вне Парижа
Шрифт:
Ты берешь книжку, и в ней тебя уверяют, что жизнь ужасна и что для тебя нет выхода. Смотришь кинокартину, и в ней тебя убеждают, что жить не стоит, бороться не стоит, не стоит и думать ни о чем ином, кроме своих сугубо личных, «внутренних» дел.
Экзистенсионализм, «сартризм» вырос на французской почве. Но поливает, холит и лелеет эту «фиалку» покровитель из-за океана. Разумеется, ведь это так выгодно, чтобы Франция не сопротивлялась ничему происходящему, чтобы французы не занимались политикой, не слишком интересовались тем, что и почему делается и какие результаты принесет все это их стране. И только теперь ты осознаешь, как и где «полуночное бдение» в экзистенсионалистских кабаках смыкается с «искусством» и «философией». Ведь гораздо выгоднее, чтобы несколько сот здоровых, крепких, преимущественно
Это было бы для господ повелителей весьма небезопасно. Так пусть же молодые люди лучше дебоширят в ночных клубах и совершенно свободно разряжают свою энергию в русло бессмыслицы. А ведь за этими сотнями, валяющими дурака в клубах, идут и другие — зрители, поклонники, подражатели. Пусть их даже немного, но все же хоть небольшая группа парализована, охвачена апатией, обезврежена.
Быть может, это объяснение такого социального явления, как сартризм, покажется слишком прямолинейным?
Но тогда как и чем можно объяснить, что тот самый Сартр, который провозгласил себя «апостолом бездеятельности» и «борцом» против «стадности» человека, тот самый Сартр, который культивирует индивидуализм и объявляет политику и общественную деятельность вредной бессмыслицей, в один прекрасный день вдруг сам начинает заниматься политикой.
И притом в весьма характерный момент. Когда весь Париж гудит и гремит отзвуками Всемирного конгресса сторонников мира, когда сюда со всего света съезжаются люди, чтобы твердо заявить о своей непреклонной воле к миру, к борьбе против поджигателей войны, когда полмиллиона французов демонстрируют на стадионе Буффало волю своего народа, — Сартр подготовляет контрконгресс, «ответ» на конгресс, организует «настоящий» конгресс мира. Куда девались все его «теории» и теорийки о политике и деятельности, вернее об аполитичности и идеальности? От них не осталось и следа. Кому же в этот момент потребовалось, чтобы кто-то выступил против конгресса, устами которого большинство населения земного шара высказалось за мир?
Ведь всем известно, кто старался сначала сорвать, а затем парализовать влияние парижского конгресса. Мы все прекрасно знаем против кого там протестовали как против поджигателей и агрессоров. И за океаном встревожились и решили: а что если этого самого Сартра более энергично, чем до сих пер, использовать для подрывной, разлагающей работы?
Вся эта смешная и жалкая затея окончилась полным провалом. Но Сартр и все те, кого он представляет, полностью обнажили свое подлинное обличье врагов народа, иностранных агентов, готовых в любой момент служить любой реакции и любому империализму. Тем более такому, у которого есть в запасе доллары. Любая идея, в своей основе чуждая нации и враждебная народу, в том числе и сартровская «идея», рано или поздно окажется на вооружении у врагов народа — такова неумолимая логика предательства, хотя бы это предательство вначале было «чисто и только интеллектуальным».
Вот поэтому-то и экзистенсионалистская фиалка явно пахнет «не тем». Не философией, не новым направлением в искусстве, не литературой. От нее несет гнилостным американским запашком, которого не заглушить ничем. Я, разумеется, не утверждаю, что все последователи Сартра, воющие в ночных клубах или даже пишущие статьи или драмы, являются сознательными агентами американского империализма, оккупирующего сейчас Францию. Субъективно они могут быть кем им только угодно. Но объективно они являются не чем иным, как орудием разоружения и унижения своего народа перед лицом чужеземных сил. Да, у этой «фиалки» очень явственный запах!
Взглянем на другую «фиалку» из того же «букета».
В один прекрасный день, не так давно, в Париже вдруг появился американский летчик Гарри Дэвис. Он возник с шумом, в сопровождении
Летчик появился неожиданно, словно с неба упал. Торжественно он публично разорвал свой американский паспорт, торжественно провозгласил, что отныне не принадлежит ни одному государству, является «гражданином мира». Конечно, сразу нашлись обожатели и поклонники. Гражданин мира, ах, как это прекрасно звучит! Ведь родина — это устаревшее понятие. Патриотизм — это предрассудок, а предрассудки нужно истреблять. Все, все можно излечить и поправить, только бы освободиться от этой традиционной привязанности к той или другой стране. Тогда все станет просто, ясно, все будет так легко устроить! Долой границы, долой заставы, все мы — граждане всего мира!
Даже у некоторых серьезных, но оторванных от жизни ученых слегка закружились головы. И целая группа истеричек сразу записалась в круг помощниц и рекламисток Дэвиса. Ах, летчик! Ах, гражданин мира! Как это ново, свежо, оригинально! Как это сразу разрешает все проблемы! Переворот! Начинается новая эпоха в истории человечества!
И таким образом «фиалка», взращенная на американской почве, быстро и легко, казалось бы, принялась на парижской мостовой. Она была здесь кое-кому нужна, очень нужна.
Ведь чем же вы объясните обыкновенному нормальному французу, на каком основании во французском министерстве иностранных дел спокойно и достаточно энергично, как у себя дома, работают американские чиновники? Как увильнуть от ответа на вопрос, почему в министерстве, во французском министерстве внутренних дел тоже сидят и орудуют, словно в собственном учреждении, те же американские чиновники? Наконец, как убедить среднего француза, что это в порядке вещей, когда из его страны американцы вывозят все, что возможно вывезти, душат французскую промышленность и пользуются решающим голосом при определении внешней и внутренней политики Франции?
Здесь на помощь и призывается проповедь всякого рода «идей» о том, что суверенность — это предрассудок, что патриотизм-обветшавшая традиция, что национальная гордость — чувство, не достойное современного человека Гарри Дэвис и принялся убеждать французов во всем этом.
На его несчастье, даже у тех, кого в первый момент одурманили его шумные лозунги, стали быстро зарождаться сомнения. Почему, собственно, Гарри Дэвис явился для провозглашения своих «идей» именно в Париж? Почему он не избрал ареной деятельности свою страну? Ведь во Франции никто не убивает негров, во Франции еще не слышно проповедей, что французы должны владычествовать над миром. Поэтому насколько же эффективнее, насколько нужнее было бы обращение американцев в эту «новую веру»!
И вот еще относительно границ… Границы Франции и так уже открыты для всякого рода американских спекулянтов и аферистов, так что целесообразнее было бы убеждать американское правительство в том, чтобы оно открыло свои границы, к примеру, для французских ученых, перед которыми они закрыты на замок… И вообще Гарри Дэвис ошибся, начиная свою «миссионерскую работу» с Франции. Следовало начинать ее как раз там, откуда он прибыл, — в Америке.
Но американские правящие круги совсем не намерены убеждать своих граждан в том, что чувство национальной гордости — это устаревшее понятие, что патриотизм — это предрассудок, что суверенитет — это излишний балласт. Наоборот, американские правящие круги считают такого рода «идеи» годными только как экспорт, какой они и производят в принудительном порядке. Км нужно, чтобы французы или другие обитатели Западной Европы перестали быть патриотами, и тогда будет легче захватить в свои лапы их страну. Им нужно, чтобы французы или другие обитатели Западной Европы считали, что суверенитет — это вздор, и тогда будет легче диктовать им свои условия. Им нужно, чтобы французы или другие обитатели Западной Европы считали национальные границы пустяками, и тогда американским аферистам будет совсем легко разъезжать повсюду. Им нужно, чтобы французы или другие обитатели Западной Европы считали себя «гражданами мира», и тогда будет легко лишить их всяких прав и всякого гражданства.