В пасти Джарлака
Шрифт:
На сцену вышел прыщавый паренек с флейтой и начал наигрывать что-то в стиле барокко. Не успел он сыграть и пару тактов, как в него со всех сторон полетели гнилые помидоры и тухлые яйца.
— Ни фига себе! — воскликнул Васян.
Капитан довольно заржал:
— А вы че думали, музыканты хреновы? Вот почему состязание бардов имеет такую популярность! Скоро и тебе достанется! Зато на костре запекаться будешь в овощах! — Капитан заржал еще громче, довольный собственной шуткой.
Парень на сцене пытался одновременно играть и уворачиваться от летящих снарядов. И то и другое у него выходило плохо. В конце концов, он под улюлюканье спустился с помоста, весь облепленный яичной скорлупой и забрызганный томатным соком.
— В соревновании побеждают
— Следующий участник не нуждается в представлении, — заголосил герольд. — Мы все его прекрасно знаем. Это многократный победитель состязания, великолепный певец и славный воин, командор ордена Великого Древа, правая рука ее величества, блистательной королевы Элиры, Элеондил Золотая Арфа!
Толпа разразилась бурными овациями, а мы с Васяном онемели.
— Его каким чертом сюда занесло?! — спросил друг.
— Я так понял, он ежегодный участник, — ответил я.
На сцену поднялся Элеондил и с ним еще несколько эльфов. Перед командором поставили арфу, а остальные эльфы натянули луки и направили их на толпу.
— Как-то раз какой-то дурила додумался швырнуть в эльфа помидором, — пояснил капитан. — Теперь ушастые принимают меры.
Тонкие пальцы легко пробежались по струнам, и Элеондил запел.
Я понял — мне не победить. Голос эльфа летел над площадью, народ притих и с жадностью ловил каждую ноту, каждое слово:
Последний луч солнца застыл, Играя в потухших глазах. Все саваном ночи укрыл Липкий удушливый мрак. Рухнут дождем небеса, И в каплях прозрачной воды Твои голубые глаза — Осколки вчерашней мечты. Там, куда ты ушла, Вечный свет и смерти нет… Там всегда покой и тишина, Ждет меня свет другой — Он холодный и чужой, Предо мной дорога в никуда. Во мгле ледяной пустоты, Сквозь ветра холодного вой Стою у последней черты, Твой голос зовет за собой. В мире иллюзий и снов Тебя не могу я найти, Через пустыню веков Сотни дорог мне пройти. Там в лучах цветущий сад Утопает в алых розах, Там всегда покой и тишина, А меня ждет свет другой — Он холодный и чужой, Предо мной дорога в никуда. [1]1
Авторы текста Ю. Литвинов, Б. Харькин.
Через две минуты волшебная песня закончилась. Народ потрясенно безмолвствовал. В наступившей тишине было отчетливо слышно, как кто-то надрывно всхлипнул. Да что там говорить, даже я чуть не прослезился, настолько была грустной баллада, настолько великолепным было исполнение. И главное — искренним. Пока звучал эльфийский голос, я верил, что Элеондил лично пережил боль утраты.
Но песня закончилась, и лицо эльфа вновь стало каменно-надменным.
Он сошел со сцены под неистовые рукоплескания. Кто-то подбежал с пером, чернильницей и клочком пергамента просить у него автограф. Элеондил небрежным движением черкнул на листочке, и обладатель автографа скрылся
— Дошло теперь до тебя, дубина? — спросил капитан. — Ну что, будешь пытать счастья или сразу на костер?
— Буду, — сказал я и двинулся к сцене.
— Держись, Петро! — крикнул вдогонку друг.
Не успел я подняться на помост, как в меня полетел вилок капусты. Я еле увернулся. Вот уроды! Я еще даже петь не начал!
Кстати, а что петь-то? Я пока так и не придумал, с чего начать. Полагаю, такие бессмертные хиты, как «Yesterday» и «Stairway to Heaven», стоит отложить до следующих раундов, а пока исполнить что-нибудь попроще. Но тут мимо меня пролетело яйцо, и я решил сразу взять быка за рога. Слабаю настоящий хит!
Васян хоть и назвался конферансье, но, увидев в руках публики всевозможные испорченные продукты, готовые полететь в сторону сцены, снял с себя обязанности. Придется объявлять песню самому.
— «Hotel California»! — провозгласил я и пробежался по струнам.
Потом запел.
Я старался выжимать из голоса все, на что способен. Другого шанса ведь может и не быть!
Народ притих, вслушиваясь в незнакомую музыку. Гнилыми помидорами и прочим дерьмом в меня уже не кидали. Со стороны второго помоста, где были привязаны друзья, раздались ликующие крики. Аплодировать они не могли — руки им никто не развязал, но орали во всю глотку. Их поддержка была мне нужна как воздух.
Я оглядел толпу и увидел Элеондила. Он в сторону сцены демонстративно не смотрел. Еще бы, разве найдется кто-нибудь способный бросить вызов такому блистательному вокалисту! Не могу сказать, что его невнимание меня огорчило. Хотя я понимал — все равно рано или поздно увидит. Увидит и узнает. И тогда придется уворачиваться не от вилков капусты, а от стрел! Я нутром чувствовал, что Элеондил вот-вот бросит взгляд на сцену.
Так и случилось. Только мне начали серьезно аплодировать, как любопытство в эльфе взяло верх над гордостью и он повернул свой лик к помосту.
Наши глаза встретились. Сначала он вытаращился, а потом слегка позеленел. Дернулся за луком, натянул тетиву. Я взмок от пота и начал молиться. Острый наконечник смотрел прямо мне в горло. А на сцене и спрятаться-то негде!
Я продолжал петь, хоть голос стал предательски подрагивать.
Секунду Элеондил сверлил меня взглядом. Потом коварно улыбнулся. Понял, гад, что я в панике, и наслаждается моим страхом!
Почему Элеондил меня до сих пор не продырявил, я прочитал в его глазах. Эльф не мог допустить, чтобы кто-то попытался посягнуть на его победу. Но победить он должен только в честном соревновании. Иначе это будет ударом по самолюбию.
В том, что победит, Элеондил нисколько не сомневался. А я от него никуда не денусь. Уже догадываюсь, какое желание он загадает!
Все эти мысли метались у меня в голове, а сам я продолжал петь!
Все. Допел! Сошел на дрожащих ногах со сцены. Под аплодисменты! Хоть и не такие бурные, как после выступления фаворита, но все же.
Васян похлопал меня по плечу:
— Отлично, Петруха! Мы их сделаем!
— Слушай, а где эта Калифорния? — спросил Балус. Судя по голосу, он помаленьку начинал верить, что я смогу выиграть состязание.
— Калифорния — далеко, — сказал Васян. — А победа — близко!
Турнир близился к концу. Остались только мы с Элеондилом. Последние раунды мы пели по очереди, а толпа поддерживала нас обоих в равной степени. Мой репертуар почти иссяк. Из знаменитых песен у меня в рукаве осталась только «Yesterday».
На суд слушателя уже были вынесены: «Stairway to Heaven», «Dust in the Wind», «Besame mucho», «Shape of my Heart», «Wonderful life», «Pretty woman» и знаменитое турецкое рондо Моцарта, которое я успел переложить для мандолины, пока Элеондил исполнял какую-то балладу. «Турецкий марш» я, естественно, не пел, а просто сыграл, сорвав бурные аплодисменты, сопровождаемые восторженными воплями. Наших композиторов я тоже не обделил и слабал: «Подмосковные вечера», «Дороги», «Очи черные».