В паутине Матильды

Робер Дени

В баре темно. Освещена только стойка. Заказываю лимонад. Джамила строит удивленную гримасу.

– Ты не болен?

– Нет, я решил завязать после того, как врачи сказали мне, что у меня триглицериды.

– Три… что?

– Ничего, такие штуки в крови, которые есть и в виски.

Этого объяснения ей вполне достаточно. Джамила – настоящее сокровище. Бар «Тамтам» – убежище для журналистов из «Репюбликен» и для других репортеров. Я провел там сотни часов на табурете у стойки. Устал.

Подходит Джамила. Трется о меня. Улыбаюсь. Пряный запах ее пота ударяет в нос. Пьянит, возбуждает, раздражает. Эта барменша властвует над

всеми самцами, которые трутся животами о стойку ее бара. Джамила пухленькая, в черном обтягивающем платье. Она не носит плавок, иначе их было бы заметно. Подмышкой виден лопнувший шов. Жан-Луи, ее муж, хозяин бара, делает вид, что ничего не замечает. Он хороший коммерсант. Я уже давно кручусь около Джамилы. Но еще ни разу не осмелился. Сегодня у меня огромное желание, но опять не смею. Мы могли бы заняться этим в моей машине. Быстро, конвульсивно, страстно. Я порвал бы ей платье. Она кусала бы мне плечо до крови. Уложил бы ее на капот. Сорвал бы лифчик. Сжал руки на ее шее. Быстро бы воткнул член между толстых ног. Она бы испугалась, что я сжимаю ее слишком сильно, но не произнесла бы ни слова.

Мы смотрим друг на друга. Она, кажется отгадала мои мысли. Я опускаю взгляд.

VI

Прошло три дня. Лена не дает о себе знать. Матильда не отвечает на письмо. Я ем только легкие блюда. Например, цыплячьи крылышки с мандаринами – 847 калорий. Я оставил комнату такой же, как в тот вечер, когда ушла Лена. Шмотки разбросаны по кровати, хватит, по крайней мере, на два чемодана. Ее записка, прикрепленная к кактусу. Проклятая записка!

Ты так ничего и не понял. Вот уже месяц, как я рядом с тобой, а ты меня не замечаешь. Ты очень изменился. Возможно, это причинит тебе боль, но тем хуже. Ты стареешь. За несколько месяцев ты постарел на двадцать лет. Я никак не могу это объяснить. Лысеешь. Стал совсем неинтересным. Все время где-то пропадаешь. Я так и не нашла то, что искала. Я устала ждать. Мне всего 24 года, я полна огня и хочу встречать новых людей. Я хочу встретить настоящего мужчину. Я хочу жить и быть нужной. Привет и удачи тебе с Матильдой. Целую тебя. Не сердись.

Лена.

Я все более не уверен, что она вернется. Сижу в кресле в гостиной. В том самом кресле, что она купила в салоне современной мебели и которое по цене почти не уступает стоимости автомобиля. В нем невозможно сидеть. Записка Лены у меня в руках. Звоню Габи.

– Ты где сегодня ужинаешь?

– Я приглашен к Вику с Сарой, пойдешь?

– Нет, мне надо работать.

– Ну и дурак. Сара была бы счастлива повидать тебя.

Я выжидаю несколько секунд и спрашиваю с деланным равнодушием:

– Да, кстати, ты не видел Лену?

– Вчера мы с ней выпили по чашечке кофе.

– Она тебе ничего не сказала?

– Нет, а что?

У меня комок в горле, но я выплевываю эти слова:

– Она ушла.

Что ж, я проиграл войну, которую вел со всем миром. Это признание будто прорывает перегородку. Крупные слезы катятся по щекам.

– Давно? – спрашивает Габи.

– Сто двадцать часов назад, – произношу между рыданиями.

Слезы стекают у меня по носу и падают на стопку чистых листов. Первый лист уже промок. Мой письменный стол похож на аквадром для грустных блох. Достаю ручку и начинаю

письмо Лене. Черные чернила смешиваются со слезами. Довольно грязно, однако это должно ее впечатлить. Так и не знаю, где она. Я обзвонил ее подруг, они тоже не в курсе. Я не решаюсь позвонить ее родителям.

Моя милая, моя любовь, моя рана. Пишу со слезами в сердце. Тебе это покажется смешным, но это так. Я поставил диск Чета, которого ты так любишь. Твои нежные губы. Мне так не хватает тебя. Ты мне просто физически необходима, я не знаю, как сказать иначе. Вернись.

Результат не так уж и плох. Я начинаю то же письмо на чистом листке, на который затем капаю минеральной водой. Матильда меня понимает. Ей тоже досталось от Эмиля. Это нас сближает.

– Иди пройдись, – кажется, говорит она. – Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, и все-таки не оставайся взаперти. Иди развейся.

– Я не хочу никого видеть, – брюзжу в ответ.

Уже не отдаю себе отчета, что на самом деле разговариваю с ней. И лишь потом, в машине, я опомнился.

– Черт! Ты начинаешь разговаривать сам с собой. Это уже опасно.

Сотэ из телятины с оливками совсем невкусное, да я и не голоден. Габи удивился, увидев меня. Сара встретила широкой улыбкой. Вик тоже. Они, конечно, почувствовали, что я не в форме, но никак не отреагировали. Когда я пришел, Лео как раз укладывался спать.

– Вы его рано укладываете.

– В восемь часов ежедневно. Мы любим развлечься вечерами.

Вик работает ассистентом по видеотехнике на факультете, играет на гитаре в рок-группе. Они репетируют каждую субботу в подвале, стены которого обиты картоном из-под яиц. Группа «Черные демоны». Вик – добряк, но немного зануда, особенно когда излагает свою музыкальную науку или начинает воспитывать сына.

– Лео, надень башмаки. Лео, сделай гули-гули, покажи дяде Габи, как ты делаешь гули-гули. Когда он вырастет, он будет гитаристом, так ведь? Как Мэрфи Гудрейк. Да, кстати, я нашел потрясающую вещь. Его импровизация с Бенни Свитменом и Клаусом Скривером. Потрясно! Итак, Лео, уже пора. В постель! Сара, выключай свет, даже если он заноет. Черт, нельзя спускать ему все капризы, иначе мы не выйдем больше. Что ты пьешь, писатель?

– Воду, спасибо.

– Сара, когда пойдешь от Лео, захвати соску для писателя.

Сара – моя старая приятельница. Мы вместе ходили в лицей. Еще до Вика и Лены. Она учительница, подрабатывает в журнале по искусству. Она немного раздалась после рождения Лео. Особенно шея и бедра. Мне кажется, Сара любит меня. Она считает меня сильным, независимым, уверенным в себе. Хотел бы ей сказать, что она ошибается.

– Возьми немного бананового шербета или киви.

– Нет, спасибо.

– Может, кусочек пирога?

– Нет, отдай мою часть Габи.

Габи – настоящий хомяк. Он обожает делать запасы из еды. Его любимые слова: «чуть-чуть».

– Еще стаканчик вина?

– Чуть-чуть, спасибо.

– Кусочек пирога?

– Половинку, спасибо.

Под свои «чуть-чуть» он приканчивает все блюда.

Около полуночи Виктор удаляется с заговорщическим видом.

Габи листает телевизионную программу, пожирая печенье. Сара совсем близко от меня. Разглядываю ее ножку – босую, белую. С маленькими накрашенными ногтями. Голубыми. Сверкающими. Ее глаза – два черных блика. Пристально смотрит на меня. Я глажу ногой ее босую ногу.