В плену желаний
Шрифт:
Резкий аромат его парфюма, терпкий и насыщенный, смешавшись с запахом алкоголя и табака, обволакивал ее густым облаком, проникая внутрь через поры. Мира отчаянно хотела вырваться из мучительного плена, но не смела даже пошевелиться, безвольно опустив руки вниз.
Приблизившись вплотную, Макс приподнял ее лицо за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза. Он читал все ее эмоции и упиваться ими. Жар ее кожи обжигал, от осознания реальности происходящего кружилась голова. Как ненормальный, вдыхал ее запах, заполняя легкие до предела, и никак не мог надышаться. Чуть наклонившись, завладел ее губами, жадно и настойчиво требуя ответной ласки. Руками принялся исследовать
Мирославу трясло от страха неизвестности, каждое мгновение она ждала чего-то ужасного и не понимала, что нужно клиенту, почему он злится, ведь она совсем не сопротивляется ему. Горячий язык дерзко и властно кружил в ее рту, а крепкие ладони хаотично бродили по телу. Прикосновения Максима не были грубыми, но, тем не менее, не вызывали никакого приятного отклика. Мире категорически не нравилось, что ее так развязно лапают, но приходилось терпеть.
Не прерывая поцелуй, Золотов нашел застежку бюстгальтера и, расстегнув несколько маленьких крючков, скинул ненужную вещь с хрупких плеч. Девушка судорожно вздохнула и замерла, тысячи мурашек мигом рассыпались по коже. Продолжая неспешно поглаживать спину, Макс лишь крепче прижал ее к себе и сразу почувствовал, как ее затвердевшие соски коснулись его мощной груди.
Он истолковал ее реакцию по-своему и, накрыв два упругих полушария руками, несильно сжал их. Мирослава вскрикнула от неожиданности и резко отшатнулась, но Золотов надежно держал ее.
Она билась в его руках, не зная, как себя вести, как прекратить эти издевательства. Мира была уверена, что Максим — извращенец и вытворяет с ней какие-то ненормальные вещи. Ощутив, как его пальцы сдавили ее сосок, она нервно закусила губу, чтобы не разрыдаться.
Золотов, находясь под действием алкоголя, не замечал ничего вокруг. Он даже не сомневался в том, что Мирослава хочет его не меньше, чем он ее. Наконец, вдоволь наигравшись с ее телом, Макс выпустил свою жертву из объятий и, вернувшись к креслу, взял бокал.
Московская область. БО «Васильки»
Заметив Громова, Ирина замерла и внутренне содрогнулась — столько презрения и брезгливости выражал его взгляд. Единственным желанием было накричать на Тимура, сказать, что он не имеет права так на нее смотреть, но Романова быстро взяла эмоции под контроль и приняла единственно правильное для себя решение.
— Я не против, — ответила она и сразу же ощутила, как рука управляющего скользнула по ее шее.
В следующую секунду он прижался к ее приоткрытым теплым губам, ласково поглаживая и постепенно углубляя поцелуй. Ирина знала, что Громов смотрит, нутром чувствовала его прожигающий насквозь взгляд. И именно это толкало ее вперед: злость на Тимура и желание больнее ужалить его заставляли отвечать на безвкусный поцелуй.
Романова расслабилась, разрешив Бушину полностью завладеть ее волей, перехватить инициативу. Но он не спешил, трепетно наслаждался ее нежными губами. Наконец получив то, чего так страстно желал, Гитлер не был разочарован, давно забытые ощущения просыпались в нем с новой силой. Он не питал пустых надежд в отношении Ирины, но сейчас она дарила ему настоящее блаженство. На пару минут он стал обычным человеком, просто мужчиной, и в его руках была просто женщина, живая и желанная. Адольф не стремился сломить ее своей страстью и напором, наоборот, ласкал медленно и нежно, словно преподавал урок. Его язык бережно переплетался с ее языком, ненадолго выскальзывал и вновь
Бушин умел целоваться и отлично знал, как сделать женщине приятно, но Ира не испытывала абсолютно никаких эмоций, ей не было противно, но и удовольствия она не получала. Романова честно пыталась отдаться ему, забыться в его руках, но тело отказывалось подчиняться новому хозяину, отчаянно протестуя против чужих прикосновений. Душа билась раненой птицей, изнывая под гнетом несправедливости. Невольно сравнив этот поцелуй с тем, как ласкал ее Громов, Ирина готова была завыть. Она так упорно стремилась стереть его из памяти, заменить другим, думала, что это просто, а на деле оказалось невыносимо. Кожа вспыхнула огнем, а губы будто онемели. Горечь измены, ее измены, проникала в каждую клеточку тела.
Неужели нужно было опуститься на самое дно, чтобы осознать, что она не сможет переступить через себя и забыть Тимура, что принадлежит только ему, и ничто не в силах изменить это. Ира будто прозрела, попробовала отстраниться. Бушин не держал ее и с легкостью выпустил из своих объятий. Романова поспешила заглянуть ему за спину, туда, где несколько минут назад стоял Громов, но коридор был пуст. Тупая боль сдавила грудь, сейчас она отдала бы что угодно, лишь бы он не видел этого.
— Что-то не так? — поинтересовался управляющий, проследив за взглядом Ирины. Эта женщина сумела пробудить в нем сильное желание. Если бы не срочные дела, он послал бы все к чертям и заперся с ней у себя в комнате.
— Нет, все в порядке, — грустно отозвалась женщина и, посмотрев на Адольфа Михайловича, попыталась улыбнуться.
— Вам не понравилось?
— Мне не было неприятно, — честно, как он того и требовал, ответила Ира.
— Уже хорошо, — заметил Бушин, довольно ухмыльнувшись. — Мне пора, увидимся в понедельник.
— Счастливого пути, — вежливо пожелала Романова, мечтая поскорее остаться в одиночестве.
— Спасибо, пойдемте, я провожу вас.
Она кивнула и пошла вслед за Гитлером. Чем ближе они подходили к бару, тем больше Ирина нервничала — боялась встречи с Громовым, не знала, как посмотрит ему в глаза. Ей было безумно стыдно за все, начиная с этого несчастного платья и заканчивая позорным поцелуем с управляющим. Тимур, наверно, сильно разочаровался в ней.
В кого она превратилась? Когда успела стать такой глупой и безответственной? Она — Ирина Романова, всегда думающая головой, строящая всевозможные логические цепочки. Никогда не слушала сплетни и слухи, доверяя лишь проверенным фактам и вот сейчас, поддавшись сиюминутным порывам, самолично смешала себя с грязью. Опустилась до уровня продажной девки…
Ира твердо решила найти Громова и поговорить с ним, как хотела изначально, объяснить все, рассказать правду. Она знала, что теперь он, скорее всего, презирает ее, но должна была постараться исправить то, что наделала.
Москва. Квартира Смирновой
Вера осмелилась взглянуть на Олега только тогда, когда закончила говорить. Он сидел, сжав пальцами подбородок, разъяренный и одновременно очень несчастный.
— Как ты? — глухо спросил он.
— Жива, — отрубила Смирнова.
— Послушай, — Стрельцов тяжело сглотнул. — Я не знаю, почему ты так решила, но я бы никогда… Ты можешь мне не верить… Ай, да к черту. Я эту тварь закопаю.
Последняя фраза была сказана с таким спокойствием, что Вере стало страшно. Меньше всего это было похоже на брошенную в воздух угрозу.