В плену желаний
Шрифт:
Тим смерил ее гневным взглядом. Одной искры хватило, чтобы едва утихший в нем огонь вспыхнул с новой силой.
— Ир, ты, правда, не понимаешь, что происходит? — резко спросил Громов. Романова не ответила, лишь спрятала лицо в ладонях. — Здесь абсолютно все больные на башку извращенцы, и никто, слышишь, никто тебе не поможет!
— И ты? — Ира подняла на него глаза, полные отчаяния. У Тимура перехватило дыхание, а мышцы свело от желания прижать ее к себе и утешить, но злость, так долго копившаяся внутри, стремительно рвалась наружу.
— Я? Да я только и делаю, что помогаю тебе!
— Прости… Я
— Не думала! — крикнул Громов и, схватив журнальный столик, швырнул его в стену. От раздавшегося грохота и звука бьющегося стекла Ирина вздрогнула и вжалась в спинку кресла.
Тим подошел к ней совсем близко и, упершись руками в подлокотники, наклонился к самому лицу.
— Ты вообще ни о чем не думала, хотя я столько раз предупреждал тебя. Столько, блядь, раз! Че тебе не сидится спокойно? Для кого ты устроила весь этот цирк с переодеванием? Знаешь, сколько уродов хотело тебя трахнуть сегодня?
Ира отрицательно мотнула головой, и Тимур продолжил свою тираду.
— Двенадцать! Сука! Двенадцать конченых извращенцев готовы были заплатить кучу бабла, чтобы жестко насиловать тебя!
Романова побледнела. Она ни на секунду не задумалась о том, что кто-то мог ее купить. Почему-то представляла, что у нее должны спросить разрешения и предоставить выбор. Но Громов открыл ей глаза на реальную жизнь, беспощадно рассказывал всю правду и не пытался смягчить.
— Ты даже не представляешь, чего мне стоило отговорить их! И зачем? Чтобы ты сама повисла на одном из них? Дура! Ты че, думаешь, умнее всех? Видал я таких умных, всех до одной пустили по кругу и бросили в вольер к свиньями! Тоже так хочешь? Идиотка, блядь! Да ты сдохнуть могла, хоть это ты понимаешь? Отвечай, сука!
Тимура несло, он уже не мог остановиться — просто необходимо было высказать все, что накопилось. Приблизился к Ире настолько, что она чувствовала его горячее дыхание. Опасное расстояние, нахмуренные брови и суровый, угрожающий взгляд. Но это ее не пугало. Не моргая, смотрела в его глаза, беззвучно моля о снисхождении.
— Я все понимаю, не кричи, пожалуйста…
Слезы душили. Ира знала, что он прав, тысячу раз прав, и она все это заслужила. Каждое едкое слово было правдой. Но сможет ли она искупить свою вину? И есть ли смысл пытаться, если он теперь презирает ее…
Стиснув зубы, Тим оттолкнулся от кресла и отошел к окну.
— Нет, Ира, ты нихера не понимаешь, — устало проговорил он и, прислонившись лбом к прохладному стеклу, прикрыл глаза. Прекрасно знал, что проблем не избежать, но ей об этом говорить не обязательно. Главное, что ее жизни сейчас ничего не угрожает, с остальным он разберется. Потом.
— Что теперь со мной будет? — голос предательски дрогнул.
Ире было больно видеть его таким обессиленным и опустошенным, но еще бОльшую боль причиняло осознание того, что виновата в этом она.
— Понятия не имею. Бушин приедет, разберется, — грубо отозвался Громов. Он про себя-то ничего толком не знал. — Может, себе оставит, раз уж вы стали настолько близки, а может, Андрею отдаст, он давно тебя просит. Мне в любом случае уже похер.
Романова встала и на цыпочках подошла к нему со спины. Хотела сама сделать первый шаг, но страх быть отвергнутой остановил ее.
— Тимур…
— Нет, Ира, я больше не хочу
— Не оставляй меня… Пожалуйста…
Она смогла. И неважно, что будет дальше. Теперь он знает, что нужен ей.
Нахмурившись, Тимур смотрел на ее отражение в окне. Оттолкнуть? Нет. Ни за что на свете не откажется от нее. Невыносимая женщина… Всю душу выворачивала наизнанку. И только нежелание давать ей ложную надежду перед приездом управляющего помогло Громову сдержать эмоциональный порыв.
— Пойдем, провожу тебя до комнаты.
— Хорошо, — еле слышно вымолвила Романова и, отстранившись, непроизвольно обняла себя руками, чтобы сохранить ускользающее тепло его тела.
Тим надел другую футболку и, пропустив Иру вперед, вышел из комнаты.
Москва. Квартира Хабарова
Алексей приехал ближе к полуночи. Тяжелые затянувшиеся переговоры и, как следствие, бессонная ночь сил не прибавили, жутко хотелось спать. Но едва он переступил порог собственного дома, как усталость мигом отступила. На смену ей пришло странное, не поддающееся логическим объяснениям чувство. Хабаров привык возвращаться с работы в пустую, холодную квартиру, и ему это нравилось. Именно здесь он мог отключиться от проблем, отгородиться от внешнего мира, наслаждаясь гордым одиночеством. Но сейчас Алексей впервые был готов отречься от своих принципов и убеждений. Атмосфера, насквозь пропитанная теплом и уютом, окутывала мягким облаком, пробираясь в самые потаенные уголки опустошенной души.
Оставив дорожную сумку в прихожей, Хабаров практически на цыпочках пробрался в детскую и присел на кровать. Щемящая нежность заполнила все его существо. Дочка была единственным человеком, которого он любил. Когда впервые взял ее на руки, никак не мог поверить в то, что стал отцом. Что теперь на этом свете есть частичка его души, его маленькая копия. Сейчас он просто не представлял жизни без Юли, она изменила его, сделала уязвимым, но вместе с тем безгранично счастливым.
Легко поцеловав дочку в щеку, Алексей, улыбаясь, понаблюдал за тем, как она морщит носик, и, поправив одеяло, вышел в коридор. В квартире стояла мертвая тишина, и это напрягало. Леша опасался, что Зимина просто уехала и он так и не увидит ее. Но тревожные мысли вмиг испарились, стоило ему лишь войти в гостиную.
Елена, свернувшись калачиком, сладко спала на нерасправленном диване и тихо посапывала. Ему нечасто доводилось видеть ее такой нежной и по-детски забавной, поэтому хотелось, как можно дольше наслаждаться этим безмятежным созерцанием. Опустившись перед ней на колени, Хабаров аккуратно заправил выбившуюся прядь огненно-рыжих волос и, не удержавшись, провел подушечкой большого пальца по щеке. Лена улыбнулась во сне и крепче сжала диванную подушку.
Бережно, так, чтобы не разбудить, подхватил ее на руки и отнес в свою спальню. Опустив на кровать, принялся избавлять от одежды. Зимина пробормотала что-то невнятное и чуть приоткрыла глаза.