В плену желаний
Шрифт:
— И ты считаешь, что имел право вот так врываться к клиенту?
— А что, надо было ждать? Пока он покалечит…
— Он за это заплатил! — рявкнул управляющий, распаляясь с новой силой. Он был крайне возмущен поведением своего подчиненного. Отлично понимал, что должен наказать Громова за произвол, который он учинил, но терять такого ценного сотрудника очень не хотелось, только на него Адольф мог положиться.
— Да, но еще он нарушил правило. Так зачем зазря портить товар? Лучше продать его еще раз, — справедливо рассуждал Тимур. Ему было известно о любви Бушина к деньгам, поэтому
— Продолжай, — задумчиво протянул Гитлер. С этой стороны он ситуацию не рассматривал, но Громов определенно был прав.
— Посудите сами, Шевцов обещал помочь судье сбежать. Все знают, что за это ему грозит смерть. Так если он все равно умрет, какой смысл давать ему портить женщину? — Громов не настаивал, а ловко подводил управляющего к нужным мыслям, чтобы тот чувствовал, что сам до этого дошел.
— В твоих словах есть доля истины…
— Я действовал только в интересах клуба, — соврал Тимур, не моргнув и глазом.
— Ладно, — снисходительно согласился Адольф Михайлович. — Что в итоге с этим прокурором?
— В подвале.
Он открыл потайной ящик, достал из него пистолет и положил на стол перед Громовым, внимательно наблюдая за его реакцией.
Тим спокойно смотрел на оружие, ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Надеюсь, ты знаешь, что делать?
Бушин мог выбрать и другой способ убийства, но предпочел устроить Тимуру еще одну проверку — хотел удостовериться в том, что он по-прежнему способен на все, чтобы выполнить приказ.
Громов уверенно кивнул, взял со стола пистолет и, передернув затвор, убрал его за ремень джинсов.
— Я могу идти?
— Да, исполняй.
Тимур направился к двери.
— Громов! — окликнул его управляющий, вспомнив о важном деле.
— Да.
— Ты помнишь, какой сегодня день?
— Помню, понедельник…
— До вечера реши вопрос с женщинами и обсудим наши дальнейшие дела.
— Хорошо.
Тим вышел из кабинета управляющего и, решив не откладывать дело на потом, спустился в подвал, прихватив с собой парочку крепких ребят.
Мрачные обшарпанные стены, холодный бетонный пол. Единственным источником солнечного света служила маленькая форточка с решетками под потолком. Посередине камеры на оголенном проводе висела тусклая лампочка, которая то загоралась, то потухала, издавая характерные звуки. Нередко жертвы намеренно хватались руками за провод и мгновенно умирали от удара током, только бы избежать изощренных пыток.
Подвал использовали как тюрьму и пыточную. Здесь избивали, истязали, насиловали не только женщин и сотрудников, совершивших что-то серьезное, но и клиентов, представляющих серьезную угрозу для репутации клуба. Бушин сам назначал наказание и всегда присутствовал при его исполнении. Но сейчас этот подвал эксплуатировали все реже: девушки, наученные горьким опытом, старались соблюдать правила, а уж если и нарушали, то по мелочи, и Гитлер просто отправлял их в комнату под замок.
Громов подошел к нужной камере и остановился, разглядывая пленника,
Щурясь от яркого света, Шевцов поднял голову.
— Ну наконец-то, развяжи меня, — потребовал он.
— Нет, — коротко ответил Тим. Смотрел на Игоря и силился понять свои эмоции. Никакого чувства жалости к этому человеку он явно не испытывал, хотя и человеком-то его назвать можно было с большой натяжкой.
— Какого хера я здесь?
— Ты нарушил правила…
— Какие еще правила?
— Ты обещал помочь сбежать одной из девушек, — пояснил Тимур. При одном лишь воспоминании о том, как Шевцов издевался над Ирой, волна гнева вновь поднималась изнутри, смывая остатки человечности, однако Громов все еще медлил. Он много раз стрелял в преступников на задержании, но тогда у него не было выбора, и чаще всего они выживали. Сейчас же, несмотря на многолетний опыт работы в органах, выполнить приказ оказалось гораздо труднее. Тимур не был убийцей, никак не мог перешагнуть через себя, хотя прекрасно осознавал, что перед ним сидит законченный урод.
— Это она вам сказала? Это все ложь! Слышишь? Я никогда не стал бы помогать никому, тем более, этой шлюхе.
— Это уже неважно, — ледяным тоном ответил Громов и, достав пистолет, снял его с предохранителя. Холодный металл обжег ладонь. Внутренний мандраж достиг своего апогея. Тимур понял, что если не в эту секунду, то уже никогда.
— Ты совсем охерел? Развяжи меня немедленно и отведи к главному! Вы хоть знаете, какие у вас будут проблемы, если со мной что-то слу…
Игорь не успел договорить — Громов нажал на курок, заставив его замолчать. Навсегда.
Прикрыл глаза и почувствовал, как в этот момент что-то надломилось в нем самом. Какая-то важная часть сложного механизма.
— Уносите, — хладнокровно приказал он, опуская оружие вниз. Пистолет в его руке подрагивал, но Тим был сосредоточен до предела. Не мог позволить себе даже малейшее проявление слабости. Наблюдая за тем, как двое охранников отвязывают тело прокурора от стула и выносят из камеры, Громов с ужасом пришел к выводу, что испытывает странное удовлетворение. Он понимал, что медленно превращается в животное, безжалостное и беспощадное, как и все здесь, и это его пугало.
Тула. Городская клиническая больница № 7
Ночь выдалась не из легких. Танины дежурства вообще редко можно было назвать спокойными, но в этот раз ей пришлось провести две сложные операции практически без перерыва, и ближе к утру она уже была как выжатый лимон. Изнеможенная и уставшая, Куликова еле добралась до своего кабинета и, как только вошла, сразу рухнула на диван. Казалось, заснула она раньше, чем голова коснулась подушки.
Настойчивая трель будильника возвещала о том, что начался новый день и пора снова браться за работу. После утреннего обхода Таня заполнила оставшиеся бумаги и, сдав смену, уже собиралась домой, в то время как на столе ожил рабочий телефон.