В погоне за солнцем
Шрифт:
Побарабанив по столешнице в напряженной задумчивости, я нехотя встал.
"Надеюсь, это не пациенты и не недоброжелатели", - мрачно подумал я, свернув в коридор - и с разгону врезался в висящие у двери колокольчики.
Дом сотряс многоголосый перезвон, а я безнадежно выдал свое присутствие.
Да чтоб вам всем!
– Господин Мио, это вы?
– тут же донеслось из-за двери, приглушенное.
Я молчал, не собираясь отвечать, пока непрошеный гость не изволит сообщить причину своего визита.
И он не заставил себя долго ждать:
– Меня отправил мастер Нэльвё, чтобы сопроводить вас в Академию!
Услышав причину ее прихода (голос все же был отчетливо женским), я успокоился, даже слегка подобрел и, немного поколебавшись, соизволил открыть дверь.
На пороге стояла совсем юная девушка. В платье просто кроя, с ниткой речного жемчуга вкруг изящной шеи и собранными в высокий хвост золотисто-медовыми волосами, она казалась особенно хрупкой, почти невесомой; будто fae. Застенчивая улыбка и нежно-розовый румянец смягчали утонченные, чуть резковатые черты лица, а лучистые светло-голубые глаза озаряли весь ее облик ласковым светом. Так, что я невольно улыбнулся в ответ.
– Здравствуйте!
– звонко поприветствовала она меня.
Я спохватился и смерил ее строгим взглядом - вести разговор на равных мне не хотелось.
– Почему так долго?
– с деланным неудовольствием спросил я. Камелия смутилась. Улыбка погасла.
– Я... но...
– растерянно начала девушка.
– Мастер Нэльвё задержался: очень сложное растяжение...
Вот болтушка! С таким "доверенным лицом" шпионы не нужны! Я ведь даже не спрашивал еще - а она уже все как на духу выложила!
Искреннее негодование по этому поводу, вероятно, отразились на моем лице, и Камелия окончательно стушевалась, начав нервно теребить край платья и опустив взгляд.
– Простите, пожалуйста, за задержку!
– пискнула она, так и не придумав достойного оправдания "промаху" и окончательно уверовав в значимость моей скромной персоны.
Я важно кивнул и "величественно" (чуть, при этом, не споткнувшись и не пробороздив носом мостовую) шагнул за порог.
– Веди!
Девушка вспорхнула с места вспугнутой пташкой и полетела впереди, не отдаляясь больше чем на несколько шагов.
...Я шел не спеша, наслаждаясь шумом и привычной суетой столь родного и столь далекого теперь города. От неожиданно хорошего настроения хотелось приплясывать на каждом шагу и улыбаться случайным прохожим.
И юным купеческим дочкам, хихикающим и толкающим друг друга локоточками, как только завидят что-нибудь интересное. И хмурым стражникам, сцеживающим зевоту в кулак. И знатным дамам, прячущим за распахнутыми веерами непозволительные улыбки. И кривляющимся шутам, и взрывающейся хохотом толпе, и важным, надутым купцам...
И даже недоумкам, мчащимся по оживленным улицам во весь опор. Впрочем, с последними я погорячился.
Не прекращая мило улыбаться, я пожелал всадникам, чуть не зашибившим меня, провалиться в бездну. Прекрасный и красочный мир немного поблек, но настроение не подпортилось ни на чуточку. Я сам себе диву давался. "Варенья, что ли, объелся?" - шутливо подумалось мне.
Но дело, конечно же, было в другом: меня переполняла уверенность в грядущих переменах. В воздухе витало почти осязаемое радостное ожидание, и от этого тело, как по волшебству, преисполнялось какой-то неописуемой легкости.
Горечь первой встречи ушла, оставив после себя светлую грусть ностальгии. Знакомые улицы я приветствовал теперь как старых приятелей, с улыбкой принимая их новые причуды - смешные фасады; не "неправильные", а просто другие вывески, сады и ограды... Да, они изменились - и остались прежними. И эта "прежнесть" была вовсе не в тех же запахах и звуках, не в тех же вывесках и фасадах. А в чем-то неуловимом, непостижимом; в чем-то, что безошибочно позволяло угадать, по какой улице я иду.
В чем-то, что заставляло сказать, что это - мой город. Мой любимый город.
Время, казалось, повернулось вспять. Будто не было этих лет разлуки... будто бы я - прежний.
...Я шел не спеша, вовсю наслаждаясь музыкой, льющейся с площадей и утопающих в зелени скверов, и улыбаясь прохожим. Ветер, по-южному легкомысленный и игривый, кружил голову сладостью цветущих яблонь, ласково перебирал волосы и нашептывал, что совсем скоро все переменится к лучшему.
И я, пожалуй, уже готов был поверить в чудо, которое вот-вот должно произойти.
***
Острые шпили некоего широко известного учебного заведения замаячили впереди, выдернув меня из мечтаний. Сама Академия вынырнула из-за следующего поворота, и мы нос к носу столкнулись с ее кованой оградой.
Оценить великолепие работы мастеров - а она была, поверьте, выше всяких похвал!
– мне помешал плакат, наспех приклеенный к тому месте, где чугунные прутья ограды причудливо изгибались и сплетались причудливым цветком, в который изящно вписывался герб Академии.
Некоторое время я отрешенно созерцал изображение с вежливой (и, что удивительно, грамотной!) надписью: "Разыскивается за вознаграждение". И созерцал бы и дальше, если бы моя проводница с совершенно недостойным благородной леди негодованием и восклицанием:
– Это еще что за безобразие?!
– не сорвала плакат.
– Да тут их целая дюжина!
– выдохнула девушка мгновением позже. Плакат выпал из ее ослабевших пальцев, и, покачиваясь, грациозно спланировал на мостовую. Я лениво проследил за ним взглядом... и осекся. Глаза удивленно расширились. Кое-что в проскрипциях показалось мне странным.
Воспользовавшись тем, что возмущенная подобным пренебрежением к Академии девушка увлеченно сдирает плакаты, я, воровато оглядевшись, присел и подхватил один из них. Мазнул отрывистым взглядом, коротко выругался и, сложив лист вчетверо, торопливо запихнул его в карман.