В погоне за солнцем
Шрифт:
– Владею - слишком громкое слово. Основные приемы знаю, тактики - тоже, - пожал плечами я.
– Парировать пару ударов я, конечно, смогу, но и только.
– Ну, смотри! Я предложил.
Отрекшийся шутливо отсалютовал и развернулся, чтобы уйти.
– Тебе придется открыть свое имя и свою историю. Иначе правитель вправе отказать тебе в покровительстве.
Мой окрик ударил в спину, не разбив тишину, а всколыхнув чернотой, как омут.
– Знаю, - коротко сказал он.
– Знаю и скажу.
Сказал - и остался так, не спеша уходить, словно чего-то ждал. А я вдруг, подчиняясь какому-то странному, непонятному мне самому порыву, спросил то, о чем совсем не хотел спрашивать:
– Тогда, перед тем, как спуститься в долину... ты ведь был против. А потом передумал. Почему?
– Потому, - его ответ застал меня врасплох, прозвучав тогда, когда я уже не чаял его услышать, - что я не такой жестокий, как может казаться. И потому, что у меня есть младшие сестры, которым я слишком многое запрещал. А когда понял, что ошибался, было уже поздно.
Я хотел спросить, для чего поздно - но Нэльвё уже шагнул прочь с затерянной в Лесу поляны, растаяв где-то в переплетении шепчущих, качающихся на ветру ветвей.
Сердце пропустило удар, замерев в предвкушении. Легкость пьянила сильнее вина. Я знал, что нужно выждать, пока Нэльвё не дойдет до костра и не отправится спать. Знал - и едва мог заставить себя не сорваться с места, чувствуя, как время, отмеренное мне, уходит.
За неимением другого ориентира, я отсчитывал удары сердца, но оно постоянно сбивалось с ритма, и я оставил это. Мне начиналось казаться, что прошла уже целая вечность; что еще немного - и край неба озарится золотом нового дня, сжигая мой путь в черном пламени невозвращения.
Я не мог больше ждать. Рывком поднявшись с поваленного дерева, я закрыл глаза, вслушиваясь в ночь, льнущую ко мне - мягкую, бархатистую, беззаветно верную, доверчиво открывающую тайны. И, не задумываясь, не открывая глаз, шагнул в обступившую меня, ставшую мной темноту.
***
Я шел мягко, едва касаясь земли; то стремительно, то замедляя шаг. Мне не нужно было таиться, притворяться кем-то в этой бесконечности, облеченной в черноту и расцвеченной искрами звезд - я и без того был ей.
Я шел, не разбирая дороги, не замечая стелящиеся под ноги травы - только слушая почти не бьющееся, словно замершее тогда, на полпути в ночь, сердце. А она, черноокая ночь обнимала меня - и вела, улыбаясь из вышины, даря невесомый легкий шаг и укрывая от чужих глаз. Мне казалось, я ушел уже так далеко, что не найду брошенный мной костер; что ночь на изломе, и вот-вот займется заря, но небо по-прежнему ярко горело звездам. Не рассвет - Час Волка, пугающий и безмолвный, набирал ход, бессилен был прогнать с небес мою улыбчивую и прекрасную госпожу.
Но то, что не сумел сделать он, ужасный и безликий, - как тот, кто в Дикую Ночь проходит по миру, ища безумцев, вставших на пути Охоты, - смогли негромкие голоса и отблеск костра. Ночь улыбнулась, прощально коснулась лица в подобии пьянящего поцелуя, пробежалась по волосам нежнейшим из прикосновений - и исчезла, забрав свои дары.
Исчезла, оставив меня один на один с Сумеречными.
Боялся ли я? Нет.
Ветер бросил в лицо обрывки фраз. Пахнуло дымом, теплом и чем-то гораздо более аппетитным, чем наша каша. Эта мысль неожиданно меня смутила, и своей нелепостью и неуместностью окончательно вернула в реальность. Я прислушался уже слухом - обычным, почти что человеческим слухом, а не смутным чувством-предвиденьем - и безошибочно повернул направо. Только заколебался, всего на мгновение: уходить за Грань или нет?
"Уходить". Так далеко, как сумею: чтобы еще видеть потускневшие краски бытия, но почти что исчезнуть самому, и пройти к разбитом Сумеречными лагерю незамеченным.
Я поднял руку, собираясь сделать тонкий надрез реальности - погружаться одним рывком сейчас, когда даже уход на первые Грани лишал меня сил, я не рискнул - и вздрогнул, потому что слуха коснулся знакомой смешок:
– Вот и наш легкомысленный страж!
Рывком обернувшись, я нос к носу столкнулся с Нэльвё. И, проглотив все пришедшие на ум ругательства, зашипел:
– Какого демона вы тут забыли?!
– А какого демона ты покинул пост?!
– огрызнулся он в тон мне.
– Что мы, по-твоему, должны были делать?
Я глубоко вдохнул, собираясь сказать, куда Нэльвё может идти со своей заботой, но из-за его спины выглянула белокурая головка Камелии. Ярость вспыхнула легко, как если бы какой-то дурак ссыпал искры в золотистое море степных трав - и оно захлебнулось пожарищем.
– Ты в своем уме?!
– злым, срывающимся на крик шепотом, начал я.
– На кой ты притащил с собой ее? Ты хоть понимаешь, куда я шел и зачем?! Какому риску ты ее подверг? Да кто вам вообще дал право?..
Я захлебнулся на полуслове, как захлебываются, сорвавшись с обрыва в воду. Горло перехватило спазмом, и из него могли сейчас вырваться только короткие, задыхающиеся вдохи. Тревога накатила, пробежав ледком по затылку, рукам, спине... нет, не ледком мурашек, а настоящим: воздух вдруг вымерз до последней капельки воды, рассыпавшейся в нем, и ударил в лицо инистым крошевом.
Не замечая исказившегося лица Нэльвё, я грубо оттолкнул его. Все потеряло значение, кроме ощущения приближающейся беды.
Я не слышал ни мягких, крадущихся шагов aelvis, ни глухого перестука копыт коней, ни тихого, на грани слышимости, треньканья, с которым срывается с натянутой до звона тетивы стрела, но точно знал, что они приближаются. И выкрикнул единственное, что могло спасти нас; изменить то, что должно случиться.
Слова, впечатавшиеся в память каждого бессмертного без исключения, даже если он никогда их не слышал, даже если не знал аэльвского, уходящего сейчас в небыль:
– Atre Vie! Именем ветра!