Шрифт:
ГЛАВА 1. Ссылка.
Май 1939 года.
Мне нравилось как он курил. Всегда такой собранный, с тяжёлой думой на лице смотрит в окно и медленно затягивается сигаретой, потом так же медленно выдыхает клуб дыма. И повторяет это снова и снова, пока тлеющий окурок не обжигает грубую кожу на его пальцах. И всё это время его думающей тишины я лежу в постели, любуясь мужской красотой любовника.
Мой муж был не менее красив, и не менее мужественен, но так завораживающе курить мог только Паша.
И в тот день он курил так же… Так же смотря в окно… Только руки дрожали. Может, кто-то чужой не
Я видела, как он подносил сигарету ко рту, пытаясь унять дрожь. Какое-то время у Паши это получалось. Получалось пока пытался, пока контролировал, а потом всё… предательски дрогнет рука. Он вздохнет. С минуту простоит без движения. Сделает ещё одну, но самую глубокую затяжку и выбросит недокуренную сигарету в окно.
Вдохнул … и выбросил… Это время давно прошло, но, закрывая глаза, я вижу тот день так же ясно, как сегодняшний, а ведь столько воды утекло.
– Тебе нужно уехать, – повернувшись ко мне, сказал Паша.
Его голос хоть и казался спокойным, но блеск в глазах выдавал всю тревогу и безысходность нашего теперешнего положения. Свою шкуру Паша прикроет, а мою вряд ли получится. Я могла бы обидеться, если бы не знала, как решаются кадровые вопросы в нашем ведомстве, но всё же с некой долей иронии спросила:
– Это изгнание из рая или проявление заботы?
Я не считала его постель раем для себя. Скорее, это было моё проклятие. Пятнадцать лет знакомы и все эти пятнадцать лет Паша рвал мне сердце в клочья. Аборт, брак на зло ему и постыдная участь любовницы – вот как можно охарактеризовать наши с ним отношения. Замкнутый порочный круг, который я бы разорвала, если бы были силы это сделать. Если бы я могла его ненавидеть. А теперь я ещё и была зависима от Пашиной милости. После ареста Кости прошло чуть больше недели. И он не единственный, кто пошёл в одной связке с Ежовым. Это была не первая чистка среди чекистов и далеко не последняя. Следующей вполне могла бы быть я. И не только как жена предателя, но и как сотрудник.
– Леся, о чём ты говоришь? Какой к чёрту рай? Ты не дура и сама прекрасно понимаешь, что тебе следует отсидеться где-нибудь подальше и не маячить перед глазами бывших друзей и товарищей.
Паша снова полез за сигаретой. Подкурив, на это раз нервно выдохнул и опять посмотрел на меня. Только теперь во взгляде любовника была злость. Он всегда злился, когда я предпринимала попытки оспаривать его решения. Это касалось абсолютно всего. Даже нашей семейной жизни с Костей. Когда-то его лучшим другом.
– Я письменно отказалась от мужа, – усаживаясь на кровати, я напомнила Паше о своём предательстве по его же совету, – а ты обещал, что всё уладишь.
Он задышал, как взбешённый бык.
– Я уладил. Дело Кости отдано капитану Нечаяву. Он мой человек, если ты помнишь, конечно. Костю не допрашивают, как остальных фигурантов по заговору против Сталина.
– Но он подписывает все нужные тебе признания и списки, – перебила я Пашу, чем ещё больше взбесила его.
В доли секунды моя наглость была пресечена подскочившим ко мне любовником. Он схватил меня за лицо рукой и больно вдавил пальцы в щеки. Серые глаза Паши впервые горели огнём. Обычно они были холодные, как сталь, и такие же колющие, когда он злился.
– Костя не дурак, хотя и влюблённый, но ни меня, ни, тем более, тебя он за собой не потащит. Да, он подписывает всё. Всё! – рявкнул Паша, отбросив меня к изголовье кровати. – И подпишет ещё, только бы ты жила! И я, потому что без меня тебя здесь сожрут! А ему и так расстрел. Леся, мы своих не милуем, – уже более спокойно протянул Паша и сел рядом.
Мы своих не милуем… В этом мой любовник был прав. Сменялся начальник и тут же чистилось всё его окружение. Так же было и с Ягодой. Теперь Ежов. Следующий будет Берия. В этой жестокой конкуренции, где при опале тут же вспоминали обиды и страх, выживали самые хитрые. Костя, капитан государственной безопасности Иванов, был преданным и исполнительным солдатом, оружием в руке истинного палача, но никак не пронырливая кабинетная крыса. Мой муж исполнял приказы, не задавая вопросов. Он и пострадал за эту слепую преданность делу партии.
Костя верный пёс, а Паша хитрый лис. Мой любовник на каком-то зверином уровне предчувствовал скорые перемены и менял покровителей. Ещё до ареста Ежова майор государственной безопасности Ладыжин «сдружился» с комиссаром государственной безопасности третьего ранга Богданом Кобуловом. И это «сдружился» я бы не называла настоящей дружбой. Во-первых, звания и полёты разные, а во-вторых, ни Кобулов, ни, тем более, мой любовник дружить не умели. Паша просто выгодно стучал новому покровителю в обмен на неприкосновенность и звание. Умел майор Ладыжин прогнуться где надо, чего не скажешь про Костю. Тот был упрямый, твердолобый и честный. В его биографии не было ни одного изъяна, кроме безумной любви к жене. Чем, кстати, бывший друг и воспользовался, когда пришлось выслуживаться перед новым покровителем, ну, и заодно, задницу свою прикрывать. Только я не вписывалась в триумф любовника. По логике вещей, меня, как жену предателя, нужно было тоже арестовать, но тогда Костя откажется от своих показаний и начнёт мешать карты Ладыжину. Мало ли, ещё его самого приплетёт до кучи? А ведь было, что вспоминать. Хотя бы активное участие майора в заседаниях «троек». Его подпись стояла по меньшей мере на тысячах расстрельных приговоров. Берия, заняв пост наркома, отдал приказ пересмотреть решения по репрессированным. Действительно ли Ежов боролся с врагами народа или всё-таки он занимался ещё и вредительством, расправляясь с верными партийцами? Но это был всего лишь ещё один камень в копилке преступлений кровавого наркома.
Так что от меня нужно было избавиться, сослав куда-нибудь подальше. Вот и нервничал мой любовник, бросаясь из крайности в крайность. С одной стороны Костя, которому ни чем не поможешь. Да он и не собирался помогать, подкидывая побольше грешков. С другой я. Вроде нелюбимая, но и небезразличная. А ещё знающая его, как ни кто другой в этом мире. Опасная. Для него опасная, останься я в Москве.
– Ну, и куда ты меня сошлёшь? – спросила я, заранее готовясь к долгой поездке на север надзирательницей в женский лагерь. Куда уж дальше можно сослать от голодных до расправ новых хозяев.
– Ты ведь из Белоруссии?
– Из Беларуси, – поправила я его и тут же пожалела.
С Костей они были друзьями ещё с гражданской, но это не помешало Паше пожертвовать другом. Так что ему помешает, если в своё время он решит избавиться от меня ради только ему известных целей.
– Белоруссии, – настоял на своём любовник, хитро ухмыльнувшись. – Поедешь в Заболотинск Витебской области. Разберёшься с убийствами детей. Местные троих уже арестовали, один повесился, а толку никого. За год семеро детей убито. Если бы не последняя жертва, внучатая племянница комбрига Кистенева, эти убийства до Москвы не дошли бы. Пичигину в Витебск я уже сообщил о твоём приезде. Леся, делай что хочешь, но чтобы про этот Заболотинск я больше не слышал.