В поисках цезия
Шрифт:
Профессор взглянул на ручку, затем на счетчик, побледнел и закричал:
— Что вы делаете! Это смертельно! Это радиоактивный материал!
Он ударил по руке майора, и ручка упала на пол.
Майор поднял ее и положил в свинцовый ящик.
— Эта ручка,— сказал Христов, внимательно всматриваясь в лицо профессора,— найдена под окнами вашего института.
Профессор еще больше смутился.
— Вы хотите сказать, кто-то из наших людей...— нерешительно произнес он.
— Может быть, и не из ваших... Но предполагаю, что радиоактивная
Профессор помолчал, как бы собираясь с мыслями, а затем спросил:
— А вы знаете, что в течение целого года у нас гибнут подопытные мыши?
— Знаю. Уверены ли вы, что этот радиоактивный материал не из вашего института?
— Да! Ключ от камеры с радиоактивным газом хранится в специальном месте, и только я имею доступ к нему. Кроме того, в нашей стране не производятся свинцовые ручки, наполненные радиоактивной пылью.
— Тогда что вы скажете о том, как оказалась эта ручка у стены здания, в котором расположен ваш институт, и к тому же как раз под центральным окном лаборатории?
Профессор ничего не ответил.
— Провалилось четыреста пятьдесят шесть опытов,— мрачно произнес он наконец.
— И мыши гибнут всегда?
— Да.
— Чем вы объясняли их гибель?
— Да, тем, что наш специальный материал не обладает устойчивостью против гамма-лучей, и они легко проникают через него. Мы, правда, всегда удивлялись, что опыты проваливаются...
— А почему это удивляло вас? — спросил Христов.
— Потому, что рентгенографическое исследование материала доказывало, что он должен выдержать гамма-лучи, а на практике получалось обратное.
Майор Христов задумался. Искорка догадки уже разгоралась в большое пламя, которое должно было осветить истину. Майор понял, что он напал на верный след.
— А какое отношение к неудачам имеют ваши сотрудники? — спросил майор.
— Какое? Мне трудно обвинить их в недобросовестности. Правда, инженер Николов несколько раз угрожал уйти из института и даже на собрании выступил против моей теории. Что касается Савова и Радевой, то они работают очень добросовестно, особенно Савов, который всегда был за продолжение опытов. Даже когда я отчаялся, он уговаривал меня продолжать работу и говорил, что, может быть, следующий опыт принесет удачу...
— Но удачи не было,— заметил майор. Профессор поднял голову.
— До сих пор действительно не было, но должна, обязательно должна быть,— сказал он.
— Вы так и не выяснили причину неудачи?
— Мы предполагаем, что причиной являются неизвестные нам физико-химические процессы, сущности которых мы еще не поняли. Или, возможно, какие-нибудь вторичные процессы, протекающие, как утверждает Савов, независимо от нашего желания.
— Савов?
— Да, он очень удачно развил одну теорию о причинах наших неудач,— сказал профессор.
Христов улыбнулся и не без сарказма повторил:
— Удачная теория о неудачах! Профессор
— Если не тайна, скажите, что вы намерены предпринять?
— Проверить, насколько удачна теория о неудачах! — совершенно серьезно ответил Христов. Затем, подойдя к профессору, он уже другим тоном сказал:
— Товарищ профессор, требуется ваша помощь.
— Чем могу служить?
— Во-первых, сохраните в абсолютной тайне наш разговор, а также случай с ручкой, которую нашел Ваня.
— Так.
— Во-вторых, примите меня на работу в свой институт, скажем, дворником или кем-нибудь в этом роде... Например, подсобным рабочим в лабораторию. Идет?
— Конечно! Приходите сегодня же, если хотите.
— Я приду завтра, а вы сообщите своим сотрудникам, что наняли нового работника.
В это утро в институте собрались все трое. Савов молча курил, не вынимая правой руки из кармана. По его лицу было заметно, что он в дурном расположении духа и чем-то расстроен, но ни Николов, ни Радева не глядели на него и потому ничего не заметили. Елена стояла у окна и мечтательно глядела на улицу, а инженер Николов возбужденно перелистывал протоколы последних опытов и что-то яростно бормотал.
Все ждали профессора.
В глубине лаборатории мелькала фигура нового работника, который неловко двигался по комнате, боясь разбить бесчисленные стеклянные сосуды.
Савов подошел к Радевой и раздраженно спросил:
— Это новый рабочей? Она кивнула головой.
— По-моему, какой-то идиот!
— Почему ты всегда насмехаешься над людьми?— упрекнула она.— Ведь ты его не знаешь!
— Могли бы найти получше.
— Так скажи об этом профессору! Что-то у тебя нервы не в порядке. Может быть, ты переутомился...
— Да, очень устал. Мне кажется, я больше не выдержу!
— Преувеличиваешь. Просто ты расстроен, и после одного — двух дней отдыха все пройдет.
Она смолкла и задумалась.
— О чем ты думаешь? — опять обратился он к ней.
— Об опытах... Почему они не удаются? Ну почему? Совершенно не могу объяснить себе! Или мы ничего не понимаем, или здесь какая-то тайна, которую нужно раскрыть.
— В науке немало тайн,— сказал он.
— Но люди для того и созданы, чтобы их раскрывать!
— И никогда до конца не раскроют! — улыбнувшись, добавил Савов.
— А я думаю, как раз наоборот — в один прекрасный день все тайны будут ясны как день!
— В твои годы мечтать необходимо,— снисходительно заметил Савов.
— В таком случае,— засмеялась она,— ты должен быть столетним старцем, не так ли?
В лабораторию вошел профессор и прервал их разговор. Как всегда, он, на ходу надевая белый халат; заговорил:
— Как самочувствие? Оно должно быть хорошим. Не сердитесь на меня, но сегодня вам придется задержаться здесь. Поэтому хорошенько пообедайте и принесите что-нибудь на ужин. Нам предстоит очень серьезная работа!