В поисках ковчега Завета: По следам скрижалей Моисея
Шрифт:
Кем бы ни были реальные предки Йекуно Амлака, с укреплением власти новой династии было не сложно оставить этот вопрос на более далекую перспективу. Из "Истории патриархов" мы знаем, что узурпатор правил в Эфиопии в 1152 году, незадолго до традиционной даты выдвижения Загве, 1137 года. Таким образом, династические претензии Йекуно Амлака могли брать начало от фамилии, правившей за 130 лет до Загве.
В царской мифологии появились мистические элементы. Создатели мифов заинтересовались вопросом места Эфиопии в библейском мире. Если припомнить все упоминания "Эфиопии (Куша)" в Библии, на самом деле подразумевающие государство царицы Судана, то поле для спекуляций было просто огромное. Особенно популярным стал стих "Правитель изойдет из Египта, Эфиопия протянет длани свои к Господу", говорящий об особом месте Эфиопии в божественном замысле. Подобные фразы пронизывают
Со времен Михаила Тинийского, автора "Истории патриархов Александрии XI века", а возможно, и раньше, царица Савская всегда ассоциировалась с Абиссинией. Разумеется, рассказы о ее встрече с Соломоном были хорошо известны, некоторые из них, может быть, говорили и о результате этого союза. Идея о том, что царица была из Эфиопии появилась еще во времена Загве у Абу Салиха, но она не была включена в царскую мифологию. Теперь же эта история открывала потрясающие возможности.
Некий ученый, возможно Йисхак, настоятель Аксума, понял, как надо использовать этот материал. Скорее всего, первоначально эта дерзкая претензия предназначалась для династии Интарты, но позже, после ее поражения в 1322 году и захвата собора Аксума, амхарские цари сумели обратить труд Йисхака в свою пользу. Они нашли ту деталь, которой им так недоставало, и стали "Соломонидами" и "Израилитами". С включением легенды об Эбна Лахакиме в свою мифологию династия Йекуно Амлака стала физическим олицетворением иерусалимской власти Соломона и Давида, самого наследия Израиля. Может быть, в Эфиопии к тому времени уже наличествовала тенденция рассматривать божественность и монархию как два тесно связанных явления, ведь это можно проследить еще со времен царя Эзаны, называвшего себя "сыном [бога) Махрема".
Тень скрывает от нас процесс того, как скрижали Моисея стали составной частью легенды о Соломоне и царице Савской. Кем и когда это было введено, мы не знаем. Характерно, что развитие истории КН происходило постепенно, она обрастала новыми подробностями и уточнениями, по мере того как старые копии текста изнашивались и создавались новые. В одно и то же время существовали различные версии разного содержания. Европейская легенда 1420-х годов говорит нам, что царь Йисхак обладал скрижалями Синая. В 1540-х годах они путешествовали в царской походной церкви, если верить свидетельству архиепископа Бекаделли, приведенному в книге Альвареса. Одновременно с этим, и достаточно нелогично, скрижали, а не ковчег были включены в ранние версии КН, которые дошли до нас со слов Жуао де Барроса и Сага Зааба.
Мы имеем дело с развивающейся легендой. Возможно, скрижали стали частью КН в интервале между правлениями Йисхака и Лебна Денгеля. Отождествлением табота и скрижали Десяти заповедей они легко могли дублироваться. И в результате к середине XVI века мы видим, что священная реликвия, унесенная из Иерусалима, согласно эфиопской традиции, многие столетия хранящаяся в церкви Аксума, функционирует как табот царской походной церкви.
Версия Абу Салиха о том, что ковчег Завета хранился в Эфиопии со времен царей Загве, как мы уже видели, происходит из-за неправильного перевода слова "табот". В любом случае она была забыта, хотя и осталась в арабо-христианской традиции, иногда давая почву для очередной легенды.
В отличие от скрижалей, ковчег не был частью эфиопских историй о Соломоне и царице Савской в пересказе Жуао де Барроса и Сага Зааба; краткий пересказ Альвареса вообще не упоминает ни того, ни другого. Версия, которая считалась всеми принятой столетиями, была такова: цари дома Давида, потомки Соломона и царицы Савской, родственники семьи самого Иисуса Христа, сидят на троне Давида в Эфиопии, и в их распоряжении находится величайшая ценность, скрижали Моисея. Они управляют народом детей Израилевых, истинным Израилем, новым Сионом, Эфиопией. Их авторитет почти что божественен.
Но на этом развитие не прекратилось. В официальных документах эпохи Зара Якоба Эфиопия становится Сионом, царством потомков Соломона. Самая древняя церковь страны возвратила свою пошатнувшуюся славу тем фактом, что ее алтарная скрижаль была даром самих апостолов с горы Сион. Возможно, именно этот камень, который мы, следуя описанию Альвареса 1520-х годов, уже можем назвать таботом Сиона, или алтарным камнем Сиона, стал отождествляться со скрижалью Моисея, привезенной Эбна Лахакимом из Иерусалима. Церковь Аксума и вся территория вокруг принимают имя Сион. Она также освящается именем Девы Марий, или еще раньше, или в результате развития ее культа при Сайфа Араде, Давиде I и особенно при Зара Якобе.
Хотя несомненно то, что все эти огромные претензии были приняты сознательно, совершенно не обязательно, что это всегда была циничная эксплуатация доверчивости населения для укрепления своей власти. В ранний период власти Соломонидов эта легенда принималась за истину не только подданными, но и самими правителями. В этих отдаленных землях, в отрыве от всего остального христианского мира, цари, постоянно отбивавшие атаки мусульман и местных иудеев, не сомневались в том, что они воплощают замысел Господа, что они — избранные как цари Сиона, потомки Давида и Соломона. Христианство, столь же фанатичное, как и ислам Ахмада Граня, полностью подчиняло себе всю жизнь некоторых императоров. Здесь мы можем особо отметить Зара Якоба. Подобный правитель в наше время рассматривался бы как жестокий и фанатичный тиран, страшно карающий своих подданных и даже свою семью за малейшее отступление от пути его веры. Но для большинства эфиопов он был христианским героем.
Религиозно-политический миф был создан. Осталось только одно необходимое дополнение, венец всего этого идеологического здания. И вскоре на сцене появился еще более удивительный талисман — ковчег Завета.
Те напасти, что обрушились на Эфиопию, всегда приходили извне. Эмир Адала, Ахмад Грань, начал свое ужасающее вторжение в Эфиопию императора Лебна Денгеля, которое получило название "Сожжение Девы". Этот император не заключил военного договора с португальцами, но то была не его вина. Война с Адалом была привычной, она длилась поколениями, и не было даже намека, что в этот раз она выльется в полномасштабную катастрофу. Церкви Эфиопии, изукрашенные золотом, усыпанные драгоценными камнями, были разграблены. Все, что не несло какой-либо прямой ценности, было сожжено или разбито. Могилы предков осквернены. Тело митрополита Маркоса было сожжено вместе с церковью. Огонь свирепствовал в императорских дворцах. Табот Аксума вместе с другими сокровищами был в панике увезен в безопасное место, в Табр. Император сам бежал с места на место, спасаясь от врага. В 1535 году церковь Аксума сгорела дотла. Только стены да колонны святилища уцелели в пожарище. Христианское царство Сиона превращалось в несбыточную мечту, в то время как мусульманские правительства контролировали все больше провинций. Император Лебна Денгель умер в Дабра-Дамао в 1540 году. Он так и не узнал, что спасение было близко.
Но даже оно имело свою обратную сторону. Новому императору Галаудевосу, взошедшему на трон, когда, казалось, и трона уже не было, улыбнулась удача, и он неожиданно приобрел нового союзника — сына Васко да Гамы, Кристовао. Он и его мушкетерские войска в первую очередь спасли императрицу Сабла Вангель, жену Лебна Денгеля, из ее безнадежного четырехлетнего заключения на горе Дабра-Дамао. Одетые в придворные одежды, португальцы поднялись по вертикальной стороне горы в корзинах на вершину, где и ожидали императрицу, самый странный дипломатический прием, когда-либо записанный. Затем они пошли на соединение с войсками императора. Мусульманская армия была уничтожена. Был установлен португальско-эфиопский союз, и католики, особенно иезуитские миссионеры, стали приближенными к трону.
Это повлекло за собой следующее несчастье Эфиопии, на этот раз духовного порядка. Со времен первого португальского посольства эфиопы видели весь ужас пришельцев по поводу их религиозных обычаев. Местные жители были шокированы, когда иностранцы проходили в церковь в обуви, плевали в ней на пол, когда им хотелось этого, но еще больше раздражало постоянное указание португальцами на ошибки, с их точки зрения, в богослужении. В 1550 году Гонсало Родригез и Андре де Овьедо взяли на себя смелость вручить императору Галаудевосу трактат их собственного сочинения касательно ошибок эфиопской веры. Тот ответил им сочинением "Признания Клавдия", детализируя основные постулаты "веры моих отцов и царей Израилевых". Он также озаботился исправлением этих ошибок. Документ, сохранившийся в "Книге Аксума", донес до нас императорский указ, запрещающий то, что Галаудевос считал неправильным, например обязательную женитьбу младшего брата на вдове старшего и брак более чем с одной женщиной. В то же время он проконтролировал другие вопросы, о постах, браках, монашестве и суевериях, касающихся кузнечного дела.