В поисках Леонардо
Шрифт:
– Еще бы! – усмехнулась Амалия. – Но сначала наведем ясность в основном деле.
– Я так понимаю, что вам уже все ясно, а я так ничего не понял, – пожаловался Рудольф. – Честно говоря, я до сих пор недоумеваю, каким образом вы смогли вычислить, что наш милейший Деламар и есть Белоручка.
– Ему не следовало рассказывать о княгине Лопухиной, – заметила Амалия. – Когда я догадалась, как именно были украдены ее драгоценности, я сразу же поняла образ мыслей вора, и то, как он станет действовать в следующий раз, уже не составляло для меня тайны.
– То, что он слишком хорошо играл свою роль? – предположил Рудольф.
– Вовсе нет, – отозвалась Амалия. – Помните ту ночь, когда был убит Боваллон? Деламар с ног сбился, якобы разыскивая украшения, но как он на самом деле поступил? Он доверил все обыски Марешалю, второму помощнику капитана! Но это же совершенно неправильно, ведь, если бы Деламар был настоящим сыщиком, то он бы и обыски проводил только сам. Ну-ка, дорогой кузен, скажите мне, почему Деламар так поступил?
– Да потому, что драгоценности были у него! – в сердцах, найдя разгадку, воскликнул Рудольф. – Какой же я болван, в самом деле! Я ведь тоже подумал, что это как-то странно, но у меня и в мыслях не было, что вор и есть он!
– Не отчаивайтесь, кузен, – подбодрила его Амалия. – Без вашей помощи я бы никогда не сумела припереть нашего друга к стенке… А вот и он!
– Что-то он слишком быстро, – буркнул Рудольф. – Неужели ему уже удалось поговорить с Кристианом?
Но Амалия поглядела на взволнованное лицо Деламара и сразу же поняла: что-то произошло.
– Что такое? – Она приподнялась с кресла. – Неужели Кристиан… – Она не договорила.
– Похоже, нас опередили, мадам Дюпон, – ответил вновь ставший сыщиком Белоручка. – Он был еще теплый, когда я вошел к нему.
Амалия не запомнила, как выглядела та каюта. Ее не интересовали ни интерьер, ни происхождение напольного ковра, ни цвет мебельной обивки. Она не видела ничего, кроме тела, распростертого на ковре. Возле него стояли доктор Ортега и священник.
– Он оглушил матроса, который сидел у входа, – докладывал Деламар, почтительно косясь на Амалию, за которой по пятам следовал германский агент. – После чего вошел и прикончил беднягу.
«Черт! – думал про себя вор. – Дамочка так разъярена, что об нее можно спички зажигать… Интересно, сколько ей лет? Вроде увалень кузен гораздо старше – и, однако, во всем ее слушается…»
Амалия кивнула на револьвер, валяющийся на ковре.
– Оружие Боваллона?
– Да, мадам. – Деламар поколебался и добавил: – Он оставил записку.
– Дайте ее сюда! – Амалия выхватила у него листок и пробежала его глазами. – Черт бы его побрал, этого мерзавца! – Она едва не споткнулась о простреленную подушку, и сыщик галантно придержал ее за локоть.
– Бел… то есть месье Деламар, займитесь свидетелями!
– Есть, мадам! – отозвался сыщик, подавляя сильнейшее желание козырнуть по-военному.
– Стойте! – окликнула его Амалия, когда он уже был у выхода. – Доставьте
– Почему именно ее? – с любопытством спросил Рудольф.
– Потому что она бедная родственница, – загадочно ответила Амалия.
Доктор Ортега робко кашлянул.
– Простите меня, мадам, и вы, месье, за то, что я, возможно, вмешиваюсь не в свое дело, но… ведь надо известить вдову.
– Вдову? – переспросила Амалия, не понимая.
Маленький доктор озадаченно посмотрел на нее.
– Ну да… Мадам Ортанс Эрмелин.
– Я пас, – тут же заявил Рудольф по-немецки.
– Я тоже, – отозвалась Амалия. – Придется уж вам, месье Деламар.
Вор испустил тяжкий вздох, кивнул и скрылся за дверью.
– И… и… – Доктор Ортега поколебался. – Надо решить, когда… Когда его будут хоронить. – Он показал глазами на тело, лежащее на ковре.
– Завтра, – ответила Амалия. – Завтра утром. Я полагаю, так будет правильно. Вы согласны, святой отец?
Священник наклонил голову.
– Я надеюсь, мадам Дюпон, – серьезно промолвил он, – вам удастся найти того, кто… кто творит все это. – Он отвернулся.
– Он от нас не уйдет, – уверенно сказала Амалия. – Обещаю вам.
– Вы хотели видеть меня, мадам Дюпон? – спросила Луиза Сампьер.
– Да-да, – сказала Амалия. – Садитесь, прошу вас.
Девушка медленно опустилась на стул. Глаза у нее покраснели, на лице застыло страдальческое, какое-то отрешенное выражение.
– Дело в том, что я помогаю месье Деламару в его нелегких поисках, – сухо улыбнувшись, пояснила Амалия. – И мне кажется, вам есть что рассказать нам.
Луиза подняла на нее глаза. Амалия насторожилась. Неужели во взоре девушки и впрямь мелькнула тень испуга?
– Я… я, право, не знаю… – залепетала Луиза. – Мне было всего двенадцать, когда я в последний раз видела Леонара Тернона… Не думаю, что я…
– Забудьте о Леонаре Терноне, – нетерпеливо перебила ее Амалия. – В данный момент он нас не интересует. Лучше расскажите мне, что произошло в тот вечер, когда умерла мадам Эрмелин.
Девушка озадаченно посмотрела на нее.
– Но, мадам… Разве вы не знаете?
– Я имею в виду, – чеканя слова, проговорила Амалия, – то, что сказал в тот вечер Проспер Коломбье и что произвело на всех Эрмелинов такое тягостное впечатление. Вы ведь знаете, о чем я.
Луиза нерешительно прикусила губу. Было видно, что ей нелегко отважиться на признание.
– Все это было так неожиданно… – едва слышным голосом пробормотала она. – Мы сидели в каюте Ортанс… Эжени плакала, Феликс утешал ее… Кристиан ходил из угла в угол… Проспер и его сестра сидели возле стола, отдельно от остальных… Он то бессвязно жаловался, то хватался за бутылку… Он очень дорожил тетей Констанс, – пояснила девушка извиняющимся тоном. – Сестра шепотом уговаривала его не позориться. Он посмотрел на нее и громко ответил: «А мне плевать! Плевать, что они скажут!»