В поисках похищенной марки
Шрифт:
— Так я же это только что объяснил! В шестнадцатом веке прибавили 10 дней. Потом наступил последний год этого века, 1600-й, а число 1600 делится на 400. Стало быть, этот год и по юлианскому и по григорианскому календарям високосный. И там и тут к нему прибавляется по одному дню, и, значит, в семнадцатом столетии дальнейшего расхождения между двумя календарными стилями не произошло. То же самое будет и в двухтысячном году. Выходит, не видать и XXI веку четырнадцатого дня как своих ушей.
— Или как нам кино, если мы не поторопимся, — ввернул президент. — Так что перейдём к падению Магистра с верхушки
— Стремительно он приземлился! — сказал Сева. — Только, конечно, Кулон тут ни при чём. Мы ведь уже знаем, что закон всемирного тяготения, по которому падал Магистр на землю, открыт вовсе не Кулоном, а Ньютоном. Это самые обычные Магистровы штучки…
— Ну, эту штучку я бы ему, пожалуй, простил, — сказал Олег. — Тут и в самом деле можно кое-что спутать, особенно человеку рассеянному.
— И я бы простил, — сейчас же согласился Нулик. — Больно уж похожи имена этих учёных! Кулон — Ньютон… Прямо рифма!
— Не в том дело, — возразил Олег. — Схожи не только имена учёных, но и открытые ими законы.
Нулик тихонько свистнул.
— Вот оно что! А кто из них открыл свой закон раньше?
— Конечно, Ньютон. Ведь он жил в семнадцатом веке, а Кулон — в восемнадцатом во Франции.
Нулик густо покраснел.
— Неужели?.. Нет, не может быть! Неужели Кулон у Ньютона… это самое.
— Нет, нет! — поспешно сказал я. — Просто закон Ньютона и закон Кулона выражаются одной и той же формулой, хоть речь в них идёт о явлениях разных. По закону всемирного тяготения, открытому Ньютоном, все, абсолютно все тела во Вселенной друг к другу притягиваются. И сила их взаимного притяжения тем больше, чем массивнее сами тела. Естественно, что чем дальше тела друг от друга, тем сила притяжения меньше. Увеличим расстояние между телами вдвое — сила притяжения уменьшится в четыре раза; увеличим расстояние втрое — притяжение станет меньше в девять раз; увеличим вчетверо — меньше в шестнадцать раз…
— В общем, в квадрат раз, — подсказал президент.
— Вот именно, в квадрат раз. Что же до Кулона, то его закон имеет отношение не только к притяжению, но и к отталкиванию.
— Дело житейское, — философски изрёк Нулик. — Явления прямо противоположные, а формула одна…
— Отлично сказано, дорогой. Кулон, как известно, изучал свойства электрических зарядов. А электрические заряды бывают положительные и отрицательные, то есть со знаком плюс и со знаком минус. Заряды с одинаковыми знаками отталкиваются, а с разными — притягиваются. Так вот, Кулон установил, что и силу притяжения, и силу отталкивания двух электрических зарядов можно вычислить все по той же ньютоновой формуле закона всемирного тяготения…
Нулик встал, подошёл ко мне и торжественно потряс мою руку:
— Спасибо! Огромное вам спасибо.
— Но за что же? — удивился я.
Президент замялся.
— Как вам сказать… Ну, мне очень не хотелось, чтобы Кулон что-то там стянул у Ньютона. И я страсть как обрадовался, когда оказалось, что он человек честный.
— Рад, что доставил тебе удовольствие. А теперь не пора ли нам двинуться дальше?
— С вашего позволения, дальше идёт «десятое небо», — сказал Сева. — По словам Магистра, выражение это часто употребляют современные учёные.
— Десятое небо… Наверное, это что-то про астрономию? — предположил Нулик.
— Если и про астрономию, то, во всяком случае, не научную и не современную, — заверил Сева.
— Объясняй! — вздохнул президент, украдкой покосившись на часы.
— В древности, — начал Сева, — известны были такие планеты: Меркурий, Венера, Марс, Юпитер и Сатурн. Солнце и Луна тоже причислялись тогда к планетам. Всего, стало быть, по тем временам планет было семь. А устройство мироздания тогда представляли себе так. В центре Вселенной помещается неподвижная твердь — Земля. Вокруг Земли обращаются планеты. Каждая планета укреплена на своей собственной сфере (или на своём небе) и обращается вокруг Земли вместе с ним. Первое небо — небо Луны, за ним идёт небо Меркурия. Следующее, третье небо принадлежит Венере. За ним следуют небеса Солнца, Марса, Юпитера и Сатурна. Небо Сатурна было седьмым и последним планетным небом.
Нулик критически хмыкнул.
— А куда звезды девались? Ведь их небось малость побольше семи!
— Не беспокойся. Нашлось место и для них. Между прочим, в отличие от планет, все другие небесные тела назывались неподвижными звёздами. Так вот, по мнению древних астрономов, все неподвижные звезды были прикреплены к одному, восьмому небу и тоже обращались с ним вместе вокруг Земли.
Президент беспокойно заёрзал на стуле.
— Так. Больше вроде прикреплять нечего. Выходит, восьмое небо самое последнее…
— Это он намекает на то, что нас интересует не восьмое небо, а десятое, — разъяснила Таня.
— Погодите, будет вам и десятое, — сказал Сева, — только не вдруг. Сперва заедем по дороге на девятое.
— Так бы сразу и говорил! — успокоился Нулик. — Было, значит, и девятое и десятое! Только что же на них помещалось?
— На девятом небе находились механизмы, которые приводили в движение восемь других небесных сфер.
— А на десятом?
— А ты подумай. Если на девятом — механизмы, так на десятом…
— …механики! — радостно засмеялся Нулик. — Небесные механики!
— Или попросту боги, — закончил Сева. — Блаженные, как их ещё называли. И вот почему пребывать на десятом небе значит достигнуть высшего блаженства.
— Все это так, — сказала Таня, — но чаще всё-таки говорят «на седьмом небе», а не на десятом. «Он на седьмом небе от счастья»…
— В каком-то смысле седьмое небо тоже наивысшее, — возразил Сева. — Ведь это последнее планетное небо!
— Седьмое, десятое — какая разница! — примиряюще сказал президент. — Сейчас-то все равно по-другому.
— Это ты дело говоришь! — похвалила Таня. — В наши дни пришлось бы этих блаженных переселять с десятого этажа на тринадцатый. Ведь, помимо прежних планет, сейчас известны ещё три: Уран, Нептун, Плутон…
— Да и вообще, с точки зрения современной астрономии, Вселенная устроена совсем иначе, — заключил Сева. — А посему спускаемся с небес на землю и переходим к паролю, который придумал хитрец Джерамини.
— На всякого хитреца довольно простоты, — съязвила Таня. — Пароль придумал, а проверить, так ли уж трудно его расшифровать, не догадался.