В поисках сокровищ Бонапарта. Русские клады французского императора
Шрифт:
Западная Двина уже близко и тут император действует энергично, отправляя депешу маршалу Виктору, герцогу Беллунскому, с приказом вновь занять Полоцк. Следующий приказ был несколько странным. Он повелевает сплоченной до той минуты армии разделиться! Все прочие корпуса и отдельные части должны идти прямо на Смоленск, но корпусу вице-короля предписывается срочно повернуть направо и двигаться в направлении на Духовщину! Удивительное решение! Совершенно непонятный маневр! Явно он имел под собой какую-то тайную подоплеку!
Может быть, император надеялся, что Богарне найдет на этом направлении свежих лошадей или как минимум больше фуража для оставшихся животных? Может, он надеялся на то, что казаки будут двигаться за ним и оставят Богарне в покое. Или рассчитывал, что такой хитрый маневр поможет "Третьему золотому" обозу быстрее
И вот настало 7 ноября. Ранним утром кавалерия Мило-радовича набрасывается на войска маршала Нея, которые, затыкая своей массой переправу на реке Осьма, мешали выйти русским частям к Дорогобужу. Они с такой живостью начали теснить противника у деревни Горки, что вызвали в рядах арьергарда настоящую панику. Бросая все, французы поспешили отойти на левый берег реки. А в это время корпус Богарне, отягощенный тяжелой артиллерией и громадным обозом, в том числе и "Третьим золотым", сворачивает с большой дороги на второстепенную трассу, и насколько хватает прыти, движется к деревне Бизюково и далее на деревню Засижье, которая значилась как конечный пункт для дневного перехода.
Вначале в порядках отступающих все шло как обычно. Но затем начались крупные неприятности. Передаю слово очевидцам.
Капитан Франсуа, Золишенский полк бригады Бонами:
"Покидая Дороюбуж, генерал Бонами теряет несколько пушек и более сотни повозок. Истощенные лошади, то и дело скользящие по льду, не могут перебраться через овраги, пересекающие дорогу, и мы принуждены заклепать свои орудия и покинуть большую часть обоза".
Лабом (служил при штабе вице-короля):
"7 ноября, как раз напротив города Дорогобужа, мы на плотах переправились через Днепр. Дороги обледенели, и запряженным лошадям приходилось очень трудно. Измученные животные не могли больше везти повозок, и часто несколько пар лошадей были не в силах везти только одну пушку на самую незначительную возвышенность. Мы хотели в тот день дойти до Засижья, но дорога была так плоха, что даже к утру следующего дня (8 ноября) наши экипажи не достигли еще назначенного места. Масса лошадей и муниционных повозок были покинуты. В эту ночь солдаты без зазрения совести грабили фургоны и повозки. Вся земля кругом была покрыта чемоданами, платьем и бумагой. Масса вещей, вывезенных из Москвы и до сих пор припрятанных, появилась на свет Божий. Ночью около замка в Засижье повторились сцены, виденные нами накануне. Несчастные лошади, которые мучимые жаждой били по земле копытами, стараясь пробить ледяную кору, чтобы под ней найти хоть немного воды.
Наш багаж был настолько велик, что, несмотря на грабеж, у нас его все-таки осталось много".
Какие выводы мы можем сделать из этих небольших отрывков. Их несколько. Вывод первый — лошади и люди находятся на крайней степени истощения, и малейшая более или менее серьезная преграда может привести к самым нежелательным последствиям. Вывод второй — едва корпус освободился от недреманного ока своего императора, как тут же в войсках происходит бунт, сопровождающийся повальным грабежом своих же сослуживцев и даже трофейных ценностей, принадлежащих государству Вывод третий — количество перевозимых трофеев все еще очень велико, и масса их превышает возможности дальнейшей транспортировки. Ясно, что развязка уже близка. Ощущение неминуемой катастрофы буквально висит над корпусом Богарне.
Колонна двигалась довольно медленно, растянувшись на 8 (!) верст. Скорость продвижения сдерживалась еще и тем, что по приказу маршала Бертье пехотные колонны были удалены с дороги и шли по бездорожью, справа и слева от трассы. Таким образом, они являлись живой (но еле бредущей) защитой для обозных повозок, прикрывая их от возможного нападения казаков. А граф Платов особо и не спешил. Получив донесение от разведчиков, он потянулся вслед за Богарне, с нетерпением ожидая того момента, когда противник вообще не сможет передвигаться. Он на 100 процентов был уверен в том, что еще день, от силы два, и отколовшийся корпус замрет, даже не дойдя до реки Вопь, и там, уткнувшись в разрушенные переправы, потеряет всякую способность к активному сопротивлению. Более мобильные войска русских (без обозов, легкие пушки поставлены на сани, вся конница с шипованными подковами) постоянно теребили еле ползущих французов.
Весь ужас своего положения вполне понимал и сам Богарне. Добравшись к 6 часам вечера до Засижья, он срочно пишет письмо в главный штаб. Это письмо просто необходимо привести в полном объеме.
"Я имею честь дать отчет Вашему Высочеству, что я отправился в путь из Дорогобужа в 4 часа утра 7 ноября, но естественные препятствия и гололед явились помехой марша моего 4-го армейского корпуса, что единственная головная часть смогла прибыть сюда (в Засижье) в 6 вечера, а хвост колонны только смог занять позицию в двух лье (8,5 верст) позади. С двух часов дня до пяти вечера враг оказался на правой стороне. Он атаковал в одно и то же время головную часть, центр и хвост (колонны) с помощью артиллерии, казаков и драгун. В головной части он нашел слабое место, чем и воспользовался, чтобы закричать "ура" и взять приступом 2 полковых орудия (6-фунтовые пушки), которые находились на очень крутом и отдаленном склоне. Враг выстрелил в арьергард из четырех пушечных орудий, и генерал Ориано полагал, без подтверждения, что видел пехоту. На каждом из других опорных пунктов было по 2 орудия.
Ваше Высочество легко решит, что поставленный в затруднительное положение моим громоздким транспортом, который мне доставили, и многочисленной артиллерией, более 400 лошадей, которые без преувеличения сейчас пали, мое положение довольно критическое. Тем не менее я буду продолжать мое движение очень ранним утром завтра, чтобы прибыть в Пологи.
Оттуда я отправлю новости и сообразно с тем, что мне сообщат, я приму решение отправляться в Духовщину или Пне-во. Я не должен скрывать от Вашего Высочества, что, использовав все способы (к продвижению вперед), я лишаю себя возможности использовать мою артиллерию и что она должна приготовиться в этом отношении к очень большим жертвам. Уже сейчас многие орудия заклепаны и врыты в землю.
Я повторяю Вашему Высочеству заверения во всех своих чувствах".
Как видим, артиллерия им уже обречена на уничтожение. А ведь только она одна и была способна несколько сдерживать ретивость рвущихся к французским обозам казаков. Но иного выхода у вице-короля нет. Серебро и золото, буквально навязанное ему в Дорогобуже, он бросать не имеет права (император не велел делать этого ни в коем случае), лошадей же на подмену нет. А ведь планы у него в письме заявлены серьезные. На следующий день он планирует добраться до селения Пологи, то есть форсировать Вопь и продвинуться еще как минимум на 4 версты. Но как это сделать, если войска безмерно растянулись, а на завтра предстояло пройти еще 25 верст? И все по такой же ужасной, перерезанной во многих местах оврагами дороге.
И тут напрашивается одно соображение. Если Евгений Богарне был столь уверен в своем завтрашнем ускоренном марше, то не потому ли, что закопал львиную часть обременявших его тяжестей прямо на месте своей стоянки, т. е. в Засижье? Очень даже может быть. Причем он мог зарыть не только пушки, но и солидную часть "Третьего золотого"!
Где именно? Ответа на этот вопрос пока нет. Но есть одна интересная фраза из письма Лабома. Помните? "Ночью около замка в Засижье повторились сцены, виденные нами накануне". Вряд ли он имел в виду сцены массового падежа лошадей. Мы полагаем, что Лабом пишет о грабежах, вторично случившихся как раз в ночь с 7-го на 8-е. Раз кто-то закапывал большие ценности, то у многих опять могло возникнуть непреодолимое желание пограбить во время этого процесса, так сказать "под шумок".
А где же, в самом деле, французы могли зарыть какие-либо ценности? Ответ напрашивается сам собой. Там же, где и грабили, около некоего "замка". Что же это был за "замок", непонятным образом оказавшийся в деревне со столь неблагозвучным названием? По сохранившейся до нашего времени гравюре видно, что это был очень приличный, двухэтажный господский дом. Четыре колонны парадного входа, симметричные флигели, и даже площадь, на которой могло стоять сразу несколько конных экипажей. При таком солидном доме наверняка был и обширный сад, либо даже настоящий парк. Там, скорее всего, французы и зарывали награбленные ценности. Правда, с того времени прошло очень много лет. От той блестящей усадьбы к настоящему времени почти ничего не осталось, и доживают свой век лишь несколько вековых деревьев, которые шумом своей листвы напоминают нам о былом великолепии этого примечательного исторического места.