В полет сквозь годы
Шрифт:
У подъезда советского полпредства нас ждал бьюик, поблескивавший под горячими лучами солнца.
Мы готовились ехать с визитом к президенту.
Перед тем как садиться в машину, я одернул пиджак Валерия. Мне казалось, что он не совсем ровно лежит на его широкой спине.
– Повернись-ка, я посмотрю на твой галстук, - сказал я.
Меня немного смущало то обстоятельство, что к президенту США мы отправились в тех же костюмах, которые приобрели в Ванкувере.
– В Америке гораздо меньше считаются с этикетом, чем в Европе, - сказал нам полпред. - Президент примет нас в своем рабочем кабинете, а для делового посещения костюмы вполне приличны.
– Я предлагаю остановить машину и пройти пешком до резиденции президента, - сказал Чкалов, когда мы подъехали к окруженному парком Белому дому.
Белый дом - двухэтажное здание с балюстрадами и колоннами, наподобие хорошего помещичьего дома. Фонтаны бьют среди клумб, газонов и портиков, огромные сосны, канадский бук и мохнатые ели осеняют его входы. Зелень и мрамор. Тишина.
Мы прошли сначала к секретарю президента. В просторной приемной могло свободно поместиться полсотни посетителей. При нашем появлении из-за письменного стола поднялся небольшого роста старичок. Он приветствовал полпреда и нас. На столе секретаря лежали две-три книги. На ярко-зеленом сукне стоял один-единственный телефон.
– У нас в месткоме и то больше телефонов, - заметил Георгий Филиппович и, разочарованный, отошел к окну...
Дверь в это время открылась, и секретарь пригласил нас в кабинет президента.
Мы вошли в обширную комнату с открытыми окнами, выходившими в тенистый парк. Оттуда врывался запах цветов и зелени. Около входной двери справа стоял большой письменный стол, заваленный книгами и бумагами. Рузвельт сидел за столом и писал.
Полпред стал знакомить нас с президентом, начиная с "чиф-пайлота" Чкалова.
– Ко-пайлот Джорджи Байдукоф, - продолжал полпред, представляя Георгия Филипповича и делая ударение на букву "а" в фамилии Байдукова.
– Нэвигейтор Александр Белякоф, - указал полпред на меня.
Я пожал широкую руку президента и быстро окинул взглядом его энергичное морщинистое лицо.
Крупная фигура президента едва умещалась на небольшом круглом стуле. Я заметил, что Рузвельт не встает со стула. Он страдал трудно излечимой формой ревматизма - тяжелой болезнью, которую он стоически переносил уже не первый год.
Одет был Рузвельт просто. Рубашка с галстуком заправлена в брюки под ремешок.
– Я рад приветствовать советских летчиков, - сказал он, поворачиваясь на своем вращающемся стуле и внимательно оглядывая нас, - Блестящий перелет свидетельствует о высокой технической культуре Советского Союза. Благодаря вашему перелету границы Советской страны стали нам неожиданно близки. Перелет будет записан в историю. Я не сомневаюсь, что в недалеком будущем мы установим воздушное сообщение между СССР и Америкой через Арктику.
Но вот мы уже прощаемся. Мы еще раз жмем президенту руку и направляемся к двери.
Президент поворачивается на своем стуле. Его рука тянется за каким-то документом, а слегка седеющая голова вновь склоняется над кипой очередных и неотложных дел.
Вечером 28 июня наше полпредство устроило большой прием в честь первого беспосадочного перелета из Москвы в Америку.
В здание полпредства на 16-й стрит было приглашено свыше восьмисот человек. Среди них были государственные и общественные деятели - ученые, члены конгресса, представители различных партий и газет.
Мужчины и дамы, одетые в вечерние туалеты, поднимались из вестибюля по широкой лестнице.
Чкалов, Байдуков и я стояли у входа в зал на верхней площадке мраморной лестницы. Полпред представлял нас гостям. Каждый из нас должен был пожать восемьсот рук, приветствуя входящих, и сделать немногим меньше рукопожатий при прощании. Каждый же гость считал нужным не только пожать руку, но и улыбкой выразить на своем лице удовольствие при знакомстве с нами. При атом часто произносилось слово "гратулейшен" - поздравляю, что удлиняло церемонию.
Первые рукопожатия напоминали мне игру. Но когда количество их дошло до четырех сотен, я почувствовал усталость.
Между тем гости, поздоровавшись с нами, проходили в зал и приступали к ужину, Мы продолжали стоять на одном месте, не меняя позы. Время шло томительно медленно. Я уже простоял не менее трех часов, а конца людскому потоку еще не было видно. На лбу Валерия выступила легкая испарина. Но он, как и я с Байдуковым, не сдавался и продолжал пожимать руки.
Наконец все гости вошли. Я надеялся, что церемония рукопожатий уже окончилась, как начался разъезд гостей. Из зала нескончаемой вереницей начали выходить сытые гости. Каждый из них считал нужным снова подойти к нам и, сделав обаятельную мину, еще раз на прощание пожать наши руки.
Когда вестибюль наконец опустел, Валерий вытер платком пот со лба и сказал, облегченно вздохнув:
– Ну, а теперь пойдем в зал и выпьем за здоровье ушедших. Есть хочется, ребята.
На следующий день у нас опять было много дел. Но мы уже освоились с положением путешественников. Наша жизнь состояла из завтраков, обедов, приемов, встреч. Нас узнавали: на улицах, в кино, в ресторанах, кафе. К столику, где Ш сидели, ежеминутно подходили любопытные. Мы по-прежнему подвергались атакам со стороны любителей автографов.
29 июня мы отправились к министру торговли Ропперу, которому подчинялась американская гражданская авиация.
Министра интересовало, что же именно требуется, чтобы практически осуществить воздушное сообщение между СССР и Америкой через Арктику.
Мы высказали свои соображения: нужно произвести, изыскания трассы, оборудовать ее радиостанциями, световыми и радиомаяками; в районе островов архипелага Парри необходимы аэродромы.
– Да... - согласился мистер Роппер. - Со стороны Америки еще мало сделано для освоения этих островов.