В полет сквозь годы
Шрифт:
После визита к министру торговли мы с Георгием Филипповичем поехали в конгресс - американский парламент, в котором обсуждаются и принимаются законы.
В момент нашего приезда шло заседание в зале о высоким куполом. Обсуждался билль - законопроект о помощи фермерам.
Байдукова и меня провели наверх, оттуда хорошо был виден весь зал и слышны речи ораторов.
Председательствующий, узнав о нашем присутствии, подошел к нам и пожал руки.
Приближался час отъезда в Нью-Йорк. Последний вечер решили провести среди членов советской колонии.
На небольшой даче, где живут советские работники, мы ели настоящий русский борщ, пели под аккомпанемент рояля, много шутили и смеялись.
Перед нашим отъездом в комнате установили экран, погасили свет и показали узкопленочный цветной фильм, заснятый в первые дни нашего пребывания на американской земле.
На экране мы увидели лесную полянку, на которой давал парад генерал Маршалл, его пушку с девятнадцатью дымными выстрелами, шествие с венками по улицам Портленда, полет на "Дугласе" и поездку по висячему мосту из Окленда в Сан-Франциско.
И вот я опять покачиваюсь на пружинном сиденье в прохладном купе металлического пульмана. Экспресс несется со скоростью сто километров в час.
Еще два-три часа езды, и мы увидим множество судов, гигантское скопище небоскребов, людей и автомобилей - поразительный и самый большой город мира - Нью-Йорк.
В два часа дня 30 июня экспресс остановился в тоннеле Пенсильванского вокзала.
Не успели мы сойти с подножки вагона, как к нам подошли члены советской колонии. Тут же я увидел многотысячную толпу друзей Советского Союза, пришедших встретить нас.
На перроне я сразу узнал знаменитого полярного исследователя доктора Стифансона. Его лицо было знакомо мне по портретам.
Мы обменялись приветствиями и направились к выходу. Толпа, забрасывая нас цветами, не переставала кричать по-русски и по-английски:
– Да здравствует Советский Союз!
– Да здравствуют советские орлы!
Нас посадили в открытые автомобили, и, сопровождаемые эскортом полисменов и пронзительным воем сирен, мы опять помчались по улицам Нью-Йорка к мэру города.
Сан-Франциско, Чикаго и Вашингтон подготовили нас к Нью-Йорку. В первые минуты этот город меня не ошеломил. Лишь некоторое время спустя я увидел, как он грандиозен. В своем великолепии и сверкании, размеренный и неудержимый. Нью-Йорк - это то, чего достигла Америка, высшее проявление американского духа. На узком, скалистом острове Манхеттен - 13 миль в длину, две в ширину - за одно столетие вырос величайший город мира. 10 миллионов живет на этом пространстве. Тысячи судов входят в главный порт американской метрополии, много линий железных дорог вытягиваются лучами, пучками рельсов - во все стороны - из подземных вокзалов.
Вокруг Нью-Йорка много фабрик, и они работают на Нью-Йорк. Из десяти миллионов его жителей половина работает для того, чтобы другая половина могла жить, работать, есть и веселиться. Миллионы заняты тем, чтобы изо всех сил, с величайшим напряжением поддерживать ни на секунду не прекращающийся бег всего того сложного механизма, который гонит деньги и переделывает лицо земли.
Здесь в каждом небоскребе - тысячи клеточек и людских загородок. Они не для жилья. Все это конторы и канцелярии, штабы армии, солдаты которой находятся где-нибудь за тысячи верст отсюда. Вот здание "Стандард ойл компани", той самой, которая до войны держала в своих руках 90 процентов мировой добычи нефти. Отсюда отправляются экспедиции для исследований и открытий; ученые дают свои заключения биржевикам, финансисты обдумывают Планы дипломатических кампаний или решают судьбы войны и мира. Это не преувеличение: "Стандард ойл компани" имеет своих дипломатических представителей во всех странах. Именно из ее кабинетов некогда последовало решение начать войну в Мексике, где обосновались главные керосиновые соперники - англичане. Из Нью-Йорка отправляли ружья генералу Карранце, когда Лондон начал посылать их генералу Вилла. Финансисты и торговцы, бывалые политики и опытные организаторы составляют командный состав этого подлинного государства в государстве.
Все правления банков, акционерных компаний, трестов и синдикатов, весь мозг американской промышленности и финансов засели в химерических строениях скалистого Манхеттена - и весь Нью-Йорк точно одна исполинская контора и деловой кабинет. Он приказывает, организовывает, и он же получает прибыли или терпит удары биржевых бурь. И для того чтобы наилучших результатов достигло это управление, для того чтобы беспроигрышной оказалась игра, чтобы множилась сила акций и денег, отчетливая работа разума и рационализация здесь доведены до абсурда: ведь логика и математика всегда достигают сверхчеловеческого. Докажите, что ваше изобретение, предложение, проект полезен, даст конкретные результаты, - и десяток гладко выбритых стариков будут обсуждать расходы экспедиции на Венеру - будущую колонию Земли. Все возможно, предел не поставлен, открыты все пути изобретательности, авантюризму, смелости, использованы все ресурсы знания, таланта, науки, техники. Погоня за долларом, стремление к наживе, нагромождение богатств, борьба трестов и миллиардеров - вся низменная алчность тщеславия и корысти приобретает пламень страсти, доходящей до головокружительной отвлеченности, до подлинного пафоса и гордости. Все в неудержимом движении - расчерченном циркулем, по строгим линиям, по законам неукоснительности. Все - до пределов, до исчерпания, до полной отдачи, - так, чтоб до изнеможения работал мускул, чтоб до смертельного разрыва билось сердце, чтоб до облаков возносилось строение, до бесконечно малого дошел бухгалтерский расчет, до цифр непредставляемых - богатство.
Но Нью-Норк знает не только тех, кто чего-нибудь добился - на его шумных улицах или во вне их. Он хорошо знает и неудачников, тех, кто проиграл в дикой войне за себя против всех, кого не приняла жизнь. А ее закон беспощаден за океаном - упавшего затопчут ослепленные легионы, ведущие борьбу за доллар. И в этом испытании борьбой, трудом, голодом хуже всего пришлось эмигрантам. В Нью-Йорке сотни тысяч безработных. Цена человеку ничтожная, одну пару рук всегда нетрудно заменить другой, на смену одному неустоявшему придет целая толпа его голодных и покорных собратьев. Я видел их понурые лица, их потрепанные пиджаки и шарфы вокруг шеи, когда в зловещем сумраке нью-йоркского утра они убирали мостовые, готовя их к дневному движению. Я видел стариков с трясущимися, посиневшими руками - эти руки много работали, но ничего не скопили. В маленькие бары, куда не любит заглядывать полиция, нью-йоркское море выбрасывает обломки крушения отработанный человеческий материал, ненужные рабочие руки, деклассированных жизненных калек, обреченных на медленную смерть или тюрьму. В этом огромном капиталистическом городе четырнадцатилетние, пятнадцатилетние девочки-негритянки предлагают себя:
– Только доллар!.. Только доллар!..
В Нью-Йорке нас встречал сам мэр города, приземистый человек с полным румяным лицом. Когда-то мэр был американским консулом на Балканах и поэтому знал много славянских и русских слов.
– Как вам нравится село Нью-Йорк? - спросил он.
Мы поделились нашими первыми впечатлениями. Потом мэр попросил нас вместе с ним сфотографироваться. В Америке отказаться от этого нельзя. Больше того: во время съемки нужно обязательно принять ту позу, которую вам предлагают.
Меня и Георгия Филипповича попросили стать боком к аппарату и, повернув головы, смотреть в объектив, Валерий жал руку мэра.
Сделав официальный визит городским властям, мы поехали в советское консульство, расположенное в небольшом особняке на 61-й стрит. Эта тихая улица выходит к Центральному парку.
Я с Георгием Филипповичем вышел осмотреть парк. День был жаркий, мы сняли пиджаки.
В Америке можно ходить по улицам без пиджака, но войти в дом или в магазин, не надев пиджака, считается неудобным.