В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
– Ну да, - полусогласился Казарян.
– Значит, Дантес в бега кинулся?
– У нас с тобой, Рома, пока только одно сомнительное утешение. К счастью, Цыган - не Пушкин.
– Ну что, место осматривать будешь?
– Зачем? Сережа это сделает лучше меня. Только мешать.
– А я все-таки гляну, - решил Казарян.
– Осмотр закончим и в контору?
– Семеныча дождемся.
– Нужно ли? Полчаса - время, куда угодно и как угодно уйти можно. А орудовал или орудовали не мальчик или не мальчики. Его Верный про это
Вот пусть Верный нам об этом и скажет.
– Идеальный вариант, но Верный, увы, говорить не умеет.
Девушка Мила и парень Валя с восхищенным недоумением слушали их треп. Казарян почувствовал их взгляды, обернулся:
– Ребятки, извините, но вам придется еще немножко подождать. Пока фары нужны, а как закончим, так вас сразу на машине по домам отправим.
– А мы что, больше не понадобимся?
– с беспокойством спросил парень Валя.
– Не волнуйся. Еще надоест к нам ходить показания давать, - обрадовал парня Казарян и, захлопнув дверцу, пошел в свет. Смирнов уже сидел и смотрел, не видя, в ветровое стекло, где, как под театральными софитами, лежал труп.
...Семеныч с компанией ушел в два часа. Ровно в два тридцать они вернулись.
– Ну и как?
– спросил Смирнов. Он даже из машины вылез, чтобы задать этот вопрос.
– А как? Да вот так!
– раздраженно ответил Семеныч.
– Минут на пятнадцать пораньше бы, и Верный наверняка бы его взял. Чуток не хватило. Он отсюда на Ново-Песчаную кинулся, пересек ее и в лесок до Песчаной. Как же, умный! Верного пробовал сбить, по Таракановке метров пятьдесят, дурак, шлепал. Но мы бережок в момент отработали и опять на след вышли. А он, мерзавец, к Окружной. Там след исчез с концами. Он за проходящий состав уцепился. Мы постояли, посмотрели, каждые пять минут, а то и меньше, состав.
– Ты говоришь - "он". А что, и в правду, он один был?
– Один, один!
– уверенно отвечал Семеныч.
– Верный как по нитке шел, без всяких отвлечений. Домой когда поедем? А то Верный сильно устал и нервничает.
Верный в подтверждение Семенычевых слов махнул хвостом и жалобно посмотрел на Смирнова.
– Мы пойдем?
– спросила разрешения Мила.
– Подождите немного. Мы вас довезем.
– Так мы рядом живем, - разъяснил паренек Валя.
– Мила - на Песчаной, а я - в Амбулаторном.
– Что ж, идите, - кивнул Смирнов.
– Только адреса свои оставьте. У вас какие-нибудь документы при себе есть?
– У меня паспорт, - сказала Валя.
– Вот его и покажи Казаряну. Ну, бывайте. Еще увидимся.
Молодые доложились Казаряну и через любимый свой лаз отправились домой.
Кончили, слава богу. Смирнов глянул на часы. Два часа пятьдесят семь минут. По Чапаевскому выехали к Ленинградскому шоссе. Выезд на шоссе перегораживали два патрульных "газика" военной автоинспекции.
– Включи сирену, - приказал Смирнов шоферу. Испуганный и пугающий вой огласил безмолвную Москву. "Газики"
Из ближнего "газика" выбрался майор в походной форме и не торопясь двинулся к милицейским машинам. Подошел, опознал в Смирнове старшего, небрежно кинул ладонь к козырьку, представился и доложил:
– Майор Нечаев. Проезд по Ленинградскому шоссе временно закрыт.
– Майор Смирнов, - холодно отвечал Смирнов.
– У меня дела чрезвычайной важности, связанные с раскрытием опасного преступления.
– Сейчас самые важные дела - у нас, - убежденно сказал майор Нечаев. В подтверждение его слов из "газиков" выпрыгнули шестеро с автоматами и выстроились в линию. Против силы не попрешь.
Смирнов смотрел. Грузно и почти неслышно шли по шоссе бронетранспортеры. В каждом строго и неподвижно сидели солдаты в касках, держа автоматы на груди. Бронетранспортеры шли и шли, и не было им числа. В Москву входила Кантемировская дивизия. Наконец промелькнули две походные подвижные ремонтные мастерские, четыре санитарные машины, крытый грузовик и последний - "газик" с флажком.
– Ну а теперь можно?
– поинтересовался Смирнов.
– Еще десять минут, - безапелляционно отрубил майор Нечаев.
– Что же моего доктора проморгали?
– насмешливо спросил Смирнов.
– Машины "скорой помощи" и санитарные машины пропускаются беспрепятственно. По инструкции.
– А мы по инструкции, значит, через десять минут.
Майор Нечаев движением руки освободил часы от рукава.
– Через восемь.
– Что происходит?
– решился наконец на главный вопрос Смирнов.
– Регулярные части введены в Москву для поддержания порядка, - четко и неясно ответил майор Нечаев.
– А мы порядок не поддерживаем? У нас, следовательно, беспорядки?
– Возможны беспорядки.
– Нечаев еще раз козырнул и удалился к "газикам", в которые уже рассаживалась грозная шестерка.
Ровно через семь минут две милицейские машины взобрались на Ленинградское шоссе и на всякий случай, не торопясь, покатили на Петровку. У площади Маяковского улица Горького была перекрыта, и им пришлось ехать не по привычному бульвару, а по Садовому кольцу, завернув с Каретного ряда.
Смирнов выбрался из "Победы" и ощутил нечто необычное в ночном существовании МУРа. Он поднял голову и посмотрел вверх. Окна кабинета Самого ярко светились.
Удобно посещать начальство поздно ночью: ни безнадежной очереди сослуживцев, ни телефонных звонков, каждый из которых отодвигает радость встречи с любимым руководителем на несколько минут, но - главное - нет культурной и бдительной секретарши Веры, твердо знающей, кого пускать, а кого не пускать.
Распахнув по очереди две тяжелые двери (одна - в тамбур, другая прямо в кабинет), Смирнов очутился в кишкообразной резиденции главного своего начальника.