В присутствии врага
Шрифт:
У Дэниса Лаксфорда было предостаточно времени, чтобы привести в порядок свои чувства и переживания, пока он не вернулся домой. Он жил в Хайгейте, довольно далеко к северу от Челси, где на берегу реки стоял дом Сент-Джеймса. Ведя свой «порше» в потоке машин, он старался собраться с мыслями, чтобы создать такое прикрытие, за которым, как он надеялся, его жена ничего не сможет увидеть. Он позвонил ей после разговора с Ив, объяснил, что приедет позднее, чем предполагал:
— Извини, дорогая. Возникли кое-какие сложности. Наш фоторепортер сейчас в южном Лембете,
Фиона заверила, что нет. Когда зазвонил телефон, она как раз читала Лео книжку или, точнее, читала вместе с Лео, потому что никто не мог читать для Лео, если он хотел делать это сам.
— Он выбрал Джотто, — со вздохом призналась Фиона. — Опять. Мне бы очень хотелось, чтобы его заинтересовал другой период развития искусства. От этого чтения о религиозной живописи меня клонит в сон.
— Это должно бы тебя радовать, — сказал Лаксфорд, стараясь придать голосу интонации искренней заинтересованности, хотя на самом деле подумал он совсем другое: «Не лучше ли было бы в его возрасте читать о динозаврах, о звездах, об охотниках на диких зверей? О змеях и лягушках, наконец? Какого черта восьмилетний ребенок читает о художнике четырнадцатого века? И почему его мать потворствует этому?»
«Они чересчур близки друг другу», — уже не в первый раз подумал Лаксфорд.
Лео и его мать слишком похожи в духовном плане. Мальчику, несомненно, пойдет на пользу учеба в школе Беверсток, куда он отправится уже осенью. Эта идея не очень-то нравится Лео, а Фионе — и того меньше, но Лаксфорд твердо знал, что это пойдет на благо им обоим. Разве Беверсток не принес пользу ему самому? Разве не сделал из него мужчину? Дал ему правильное направление? И разве не учеба в частной школе вдали от дома помогла ему занять его теперешнее положение?
Он прогнал от себя мысль о своем, в буквальном смысле, «теперешнем» положении — сегодня вечером, сейчас, в данную минуту. Он должен стереть из памяти письмо и все, что за этим последовало. Только так он мог сохранить фасад своего прикрытия. Однако мысли, как маленькие волны, с плеском набегали на преграды, которые он выстраивал, чтобы сдержать их. И главным были воспоминания о разговоре с Ив.
Он не общался с ней с того дня, когда она сказала, что беременна — много, много лет назад, через пять месяцев после той памятной конференции консерваторов, на которой они познакомились. Если точнее, познакомились они раньше, он знал ее еще по университету, знал лишь мимоходом, как сотрудника газеты, находил ее внешность в той же мере привлекательной, в какой ее политические взгляды — отталкивающими. Когда он увидел ее в Блэкпуле среди седовласых, в серых костюмах и большей частью с серыми лицами политических воротил от консервативной партии, то испытал в равной мере как симпатию к ней, так и отвращение. Но в то время они были коллегами-журналистами: он уже два года возглавлял «Глоуб», она была политическим обозревателем «Дейли телеграф», и нередко на дружеских вечеринках с коллегами они
О чем он тогда думал? К моменту этой конференции он уже около года был знаком с Фионой, собирался на ней жениться, поставил себе цель — завоевать ее доверие и сердце, не говоря уж о ее роскошном теле, и вот при первой же возможности он перепутал все планы. Правда, не до конца, потому что Ив не только не собиралась за него замуж, но даже и слушать не хотела о замужестве, когда он, узнав, что она беременна, впопыхах сделал ей предложение. У нее были свои планы — политическая карьера. И выходить замуж за Дэниса Лаксфорда — такой шаг в эти планы не вписывался.
— Бог мой! — сказала она тогда. — Неужели ты и в самом деле думаешь, что я свяжусь с королем желтой прессы только ради того, чтобы вписать в свидетельство о рождении моего ребенка имя мужчины? Ты, должно быть, еще более не в своем уме, чем этого требуют твои политические взгляды.
И они расстались. В последующие годы, когда она поднималась по ступеням власти, он иногда говорил себе, что Ив с успехом сделала то, чего сам он не сумел — прооперировала свою память и удалила из нее бесполезный придаток своего прошлого.
Но, как выяснилось, когда он позвонил ей, дело обстояло не совсем так. Возможно, существование Шарлотты не позволяло ей окончательно выкинуть его из памяти.
— Что тебе нужно? — спросила она, когда ему, в конце концов, удалось застать ее в кабинете главного партийного организатора в палате общин. — Зачем ты мне звонишь? — ее голос звучал тихо и отрывисто. В трубке слышны были и другие голоса.
— Мне нужно с тобой поговорить.
— По правде говоря, я аналогичного желания не испытываю.
— Это касается Шарлотты.
Он слышал ее дыхание. Но голос ее не изменился.
— Она к тебе не имеет никакого отношения, и ты это знаешь.
— Ивелин, — поспешно проговорил он. — Я понимаю, мой звонок как гром среди ясного неба…
— И в удивительно удачный момент.
— Извини, я слышу, что ты там не одна. Ты не можешь перейти к другому телефону?
— И не подумаю.
— Я получил письмо. С разоблачением.
— Вряд ли этому стоит удивляться. Надо полагать, письма, разоблачающие тебя в чем-то, стали для тебя обычным явлением.
— Кто-то узнал.
— Что?
— О нас. О Шарлотте.
Это, видимо, испугало ее, но только на мгновение. Сначала она молчала. Ему показалось, он слышит, как она барабанит пальцами по микрофону телефонной трубки. Потом она резко проговорила:
— Чушь.
— Послушай. Просто послушай, — он прочел ей короткую записку. Выслушав, она ничего не сказала. Где-то там, в кабинете рядом с ней послышался взрыв мужского хохота. — Там написано: «первого ребенка». Кто-то об этом знает. Ты кому-нибудь говорила?