В прорыв идут штрафные батальоны
Шрифт:
Упит, не выдержав пытки нервов, уже два шага в направлении бойца сделал, когда тот нажал на спусковой крючок
Окоп наблюдателей отсалютовал выстрелу портового биндюжника, как мысленно окрестил его Павел, красным флажком: «Есть попадание!» Цель поражена.
Перезарядив ружье, боец вновь на долгом затяжном дыхании произвел второй выстрел. И опять над окопом наблюдателей поднялся красный победный флажок Солдат сделал третий выстрел. Но увы! Окоп наблюдателей ответил взмахом белого флажка.
Вздох разочарования пронесся над
Штрафник с досадой саданул кулачищем о землю:
— Черт! — и ткнулся головой в соломенную подстилку. Но тут же, обратившись к Упиту, попросил: — Гражданин комроты, разрешите еще три дополнительных патрона.
Упит замялся.
— Зачем тебе?
— Все три вгоню, — с упрямством, относимым скорее к себе, чем к командиру роты, ответил штрафник
Упит в нерешительности обернулся на комбата. Но Балтус, заинтересовавшись, уже сам шел к ним.
— Точно всеми тремя попадешь?
— Попаду. Если хоть один промажу — можете меня на гауптвахту сажать.
— Дайте ему три патрона, — обращаясь к Упиту, распорядился Балтус.
В мертвой тишине, повисшей над строем солдат, боец вновь припал к ружью, широко раскинув ноги, и все так же, с долгими продолжительными паузами, произвел три выстрела. И все три раза наблюдатели просигналили в ответ красным флажком.
Сделав последний выстрел, боец некоторое время выжидал, затем шумно выдохнул и, толкнувшись от земли руками, поднялся на ноги, вытянулся перед комбатом во весь свой гренадерский рост.
Балтус, щурясь, ощупал богатырскую фигуру бойца пристальным взглядом.
— Как фамилия, солдат?
— Получас, гражданин майор.
— Кто по военной специальности? Бронебойщик?
— Минометчик я, гражданин майор.
Балтус с возрастающим интересом еще раз прошелся по могучей фигуре бойца оценивающим взглядом.
— Мужик ты, конечно, здоровый. Но пол-литра, пожалуй, и для тебя многовато будет. Не спьянеешь?
— А ее, гражданин майор, совсем не потребляю.
— Тогда зачем дополнительные патроны просил?
— На баланду поменяю, гражданин майор. Не хватает еды-то. Целыми днями в брюхе сосет. Спасу нет.
Балтус понимающе покивал. Повернувшись в сторону Упита, распорядился:
— Командир роты, с сегодняшнего дня бойцу
Получасу выдавать в обед двойную порцию. И премиальные пол-литра тоже отдать.
Штрафники одобрительным гулом отозвались на слова комбата.
По итогам стрельб командирам рот Колычеву и Корниенко была объявлена комбатом благодарность. Первому — за высокую результативность, второму — за подготовку и организацию стрельб.
Расставив заключительные акценты в оценке деятельности командиров рот, Балтус сделал последнее распоряжение:
— Организуйте подворное обследование заброшенных погребов и огородов. Собрать все, что может пригодиться в пищу. Сдать на кухни и обеспечить охрану.
Командиры рот лишь украдкой переглянулись: давно штрафники всю округу вдоль и поперек излазили, каждый укромный уголок обшарили. Голубей с церковной крыши и тех переловили и поели. Распоряжение комбата выполнено раньше, чем поступило.
Но не забыл, оказывается, комбат о рядовом бойце взвода охраны Туманове Викторе Кузьмиче.
Обойдя с проверкой взводы, Павел вернулся в свой блиндаж и, дожидаясь, когда вернутся с кухни с обеденными котелками Тимчук и Богданов, занялся составлением строевки. Сидя за столом боком к входной двери, он видел, как в комнату неслышно вошел Туманов, но лишь покосился в его сторону, дав понять, что занят и не хочет, чтобы его отвлекали на посторонние дела. Непроизвольно отметил, правда, — почему-то в шинели. Хотя входить к нему, не имея достаточных причин для спешки, принято было, раздеваясь и оставляя верхнюю одежду в тамбуре, на крючках, вбитых в стену.
Нерасположенность Колычева в расчеты Туманова, видимо, не входила. С минуту он торчал у двери, выжидая, что Колычев изменит решение и обратит на него все же внимание. Поворачивать назад восвояси ни с чем явно не хотелось.
— Па-аш! — потянул подозрительно вкрадчивым, извинительным тоном.
— Чего тебе? — не отрываясь от бумаг, недовольно отозвался Павел, ожидая услышать от связного очередную докучливую Витьки ну заботу. — Опять с ерундой какой-нибудь явился!
— Гля, Паш, — Витька с таинственным, загадочным видом отвернул борт шинели на левой стороне груди. На гимнастерке покачивалась и блескуче серебрилась новенькая солдатская медаль «За отвагу».
— Ух ты! — не удержал изумленного возгласа Павел, испытав одновременно сложную гамму чувств: солидарную радость за Туманова и комбата, сдержавшего-таки слово, и невольную горечь за себя, обойденного и лишенного заслуженных наград. Но внешне постарался ничем не выдать своего состояния. — Поздравляю вас, рядовой Туманов. От души.
— Сам комбат вручал, — светясь непосредственной простодушной радостью, гордился Витька. — Сказал, что это… молодец, мол, Туманов, настоящий солдат. Матери, сказал, напишет. Чтоб гордилась. Вот…
— Мы тоже вечером отметим, — пообещал Павел. — Обмоем медаль как положено.
— Трое нас было. Еще двое с взвода охраны, — продолжал возбужденно Туманов. — Комбат всем руки пожал. Сказал, что мы… эта… гордость батальона. Вот. А Богдан, гад, смеялся — за дурость! за дурость! Самому ему за дурость!…
— Ничего, теперь язык проглотит, — успокоил его Павел. — Ты шинель-то сними, сейчас Тимчук с Богдановым придут, посмотрим, какие у них физиономии будут.
Тимчук вошедший первым, сразу, от порога, выделил медаль на груди Туманова, но отвел глаза, делано озаботившись расстановкой котелков на печурке. А Богданов, открывший было рот, чтобы по привычке пройтись по адресу напарника какой-нибудь ехидой, осекся, пристыв взглядом к медали.