В прятки с реальностью
Шрифт:
А я и не поняла, что сама сделала в следующее мгновение, взяв, и подчинившись сумасшедшему порыву, облизала его щеку. В конце концов, сам напросился…
— Мммм, Анишка была права, безумно вкусно… Я крем имею в виду, товарищ командир, не подумайте ничего такого… — я медленно, совсем осторожно, едва заметно, касаясь кончиком языка и губами, собираю еще один кусочек крема с его щеки, переводя дыхание и слыша сдавленный вздох Алекса, который стоял слишком близко, непозволительно близко, обжигая жаром своего тела, потихонечку пробираясь к мочке уха склонившегося мужчины, зажмуриваясь, повторяя про себя как мантру: Главное не увлечься, не смей увлечься! Распускаю свои напряженные мышцы, чувствуя, как он совершенно непроизвольно подается ближе, подставляясь
— А вот хрен ты угадала, куколка, — почти молниеносно перехватывая меня и беззастенчиво зажимая, Алекс снова возвышается надо мной, будто непробиваемый монумент, реакция у него отличная. — Теперь моя очередь… — слушая его шепот, словно со стороны, я уже начала молиться, чтобы пол под моими ногами треснул, позволяя провалиться куда-то под землю. А можно и ниже.
Я медленно обмираю в его потемневших глазах, обволакивающих своим взглядом и вздрагивая от едва заметного и осторожного, собирающего липкую сладость прикосновения губ с груди, заставившего учиться дышать заново, все тело дрожать каждой клеточкой, налиться теплом и приятной тяжестью. А его губы, беспардонные, манящие и такие мягкие, даже на вид, медленно поднимаются выше, оставляя мокрую цепочку своих мучительно-нежных прикосновений, а потом тянутся к моим…
— Если я тебя поцелую, ты в обморок не хлопнешься? — шепот в самые приоткрывшиеся губы, так и просящие его прикосновения. Боже… сердце давно уже не известно где, но колотится так, что слышно даже на улице. Его тёмные, с серо-стальным отблеском глаза приковывают, принуждают, лишая всякого здравомыслия и пленят.
И я вдруг отчетливо понимаю, что мне не хватало в моей жизни именно его. Такого упрямого, доброго, самодовольного, изредка безалаберного, сильного, дерзкого, но при некоторых обстоятельствах и слишком жесткого, так рано узнавшего изнанку войны. Не каждый человек может совмещать в себе такие разные, казалось бы, несовместимые качества. А Алекс настоящий. Самый настоящий, живой, пусть и в своём отгороженном защитной броней от многих мире, из-за боли потерей, поглотившей его душу и сердце, но живущий, а не существующий.
— А ты попробуй, вот и проверим. — почти на пределе отвечаю я, внутри уже всё начинало клокотать и воздуха совершенно не хватало, как бы жадно и судорожно я ни глотала его. — Только не думай, что ты такой уж неотразимый, чтобы от твоих поцелуев девки штабелями падали.
— Да я и не думаю, только вот почему-то стоит мне до тебя коснуться, ты сразу сознание теряешь. Может, это у тебя персональная на меня реакция? — уголок его губ подозрительно подрагивает, едва скрывая улыбку.
— Что-то много вы болтаете, товарищ командир! Вы что уже передумали целоваться? — припухшие губы всё ближе, распахнутые пропасти черных зрачков из-под полуопущенных ресниц. Я хочу этого касания всем своим существом, пожалуйста, мне так необходимо…, но он резко изворачивается и прикусывает моё ухо, что я изумленно замираю, глядя на мужчину во все глаза.
— Один-один.
— Да уж, на другое вы, похоже, и неспособны, дядюшка… кроме как равняться со мной, такой маленькой и хорошенькой, — выдохнула я спустя пару секунд, которые понадобились чтобы унять удивление, а может и разочарование, когда Алекс, с влажными губами, блестящими глазами и вздымающейся от неровного дыхания грудью отстранился от моего плеча, куда уткнулся пряча улыбку и смешок. Эй, стоп, я так не играю!
— Давай, маленькая и хорошенькая, по имени меня назови, тогда, может быть, я тебя и… поцелую, — да он издевается, зачем меня дразнить? К чему эти игры?
— Ой, да ладно, не очень то уж и хотелось, нужны мне ваши поцелуи, дядя Эйт! — отбиваю я, стараясь не так криво улыбаться, отгоняя от себя ворох непрошеных и не самых приятных после его уловки мыслей. И вроде как надо разозлиться. Но я просто не могу.
— Так сложно назвать меня по имени? Или ты испугалась, что тебе слишком сильно понравится?
— Чего это мне должно так уж сильно понравиться? ..
— У тебя крем вот тут, - и, едва коснувшись губами щеки, пробормотал тихо: — и вот тут, — ниточка поцелуев по скуле постепенно спускается ниже, —, а вот здесь, прямо целые куски! — и больше никаких мыслей, только ощущения губ, скользящих по шее, легонько прихватывающих быстро бьющуюся под тонкой кожей венку, что совершенно не получается сдержать сдавленный вздох. Только бы не захныкать беспомощно.
— Черт, — вырвалось у меня, но Алекс явно ожидал чего-то другого.
— Нет, не это имя… — и эти слова, произнесенные почти бессвязно, шепотом, в темноте, они сводили с ума.
— Алекс, не надо… — задохнулась я от окутавшего ощущения нежности, осознав вдруг, как крепко я пропала, прижатая к стене. Прижатая к нему. И уже спустя несколько долей секунд даже не помнила, какие слова собиралась сказать, или что там сбивчево собиралась ему говорить, о чем просить, умолять… что я, вообще, умею говорить что-то еще, кроме его имени, которое тихо выдохнула, тело, разум отказывались повиноваться и, оказавшись еще сильнее придавленной таким горячим, таким сильным и напряженным телом, я почти забыла как дышать. Не хочу ничего, никакой войны, полигона, окружающих людей и темного коридора, хочу его необыкновенные глаза, хочу попробовать эти притягивающие губы, хочу почувствовать их вкус. Просто хочу его всего, немедленно, пожалуйста. Но понимание, что все это совсем неправильно засвербило в душе… и все равно надеялась лишь на то, что никто и ничто не разрушит эту, такую неожиданную и такую вдруг волшебную сказку. Ведь удержаться так сложно!
— А вот теперь правильно, — выдыхает он, поднимая свои глаза, в которых я растворяюсь, и снова медленно приближается губами к моим губам. Дыхание срывается и исчезает, тело становится абсолютно непослушным, колени предательски подрагивают, так и норовя подкоситься, в тягостном ожидании его поцелуя. Это мучительно пытливо… Я слышу его срывающиеся вздохи и дикий ритм сердца, толкающегося в широкой грудине, привкус его дыхания на губах… теплая волна тут же поднимается в груди и в животе… вытеснив из моей головы все эти «нельзя» и «неправильно». А Алекс смотрит на меня бесконечно долго таким взглядом, что у меня сердце начинает биться через раз… Он никогда так на меня не смотрел, никогда. И не должен. Так смотрят те, кто любит… И мозг, странная штука, сразу начинает проводить свои параллели между ним, и тем мужчиной из снов, который меня любил.
— АЛЕКС! ТАМ ДОРИАН В ЛОВУШКУ ПОПАЛ, НА ДЕРЕВЕ ВИСИТ! НУЖНА СТРЕМЯНКА, ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ ГДЕ? — громкий вопль вышибает сладкую истому из тела, возвращая в реальность пинком под дых. Бл*дь!!!
Мы ошарашенно выныриваем из этого иллюзионного волшебства резко, словно из теплой толщи воды в ледяную, сбивая с себя все накатившие миражи и негу. Я вижу, как его красивые глаза округляются вслед за моими и на дне зрачков поднимается удивление. Боже, что ж мы делаем… нам нельзя… Ничего не понимаю. Вывернувшись из-под мощного тела, я просто сбегаю, так будет правильнее, быстро устремляясь по едва приметной тропинке в высокой траве, ускользнув в чащу лесного массива, и обхватываю ладонями плечи, пытаясь унять новый накативший виток дрожи. Сердце безумно колотится, в горле пересыхает, щеки полыхают… Мне охота немедленно провалиться сквозь землю.
— Ты чего такая вздернутая? — вдруг доносится до меня негромкий голос, но я подпрыгнула, будто кто-то рявкнул рядом.
— А? Что? Да нет, ничего, все нормально, — лепечу первое что в голову приходит, пытаясь узнать в темноте девушку, потому что голос женский. В следующую минуту до меня доносится запах дыма.
— Да уж я вижу, как у тебя все нормально, вымазанная, с лихорадочным румянцем… — на свет выходит Рори, в пальцах у нее зажата сигарета. — Сейчас многие в таком «нормальном» виде, правда основная масса по комнатам разбрелась. С кем обжималась-то? Уж не с Майки ли?