В прятки с реальностью
Шрифт:
— Привет Банни, — встрепывая себе кудрявые волосы и немного смущаясь, как и всегда, когда записывает сообщения, сказал Диего с экрана. — Я опять пробрался в диспетчерскую, чтобы хоть так, в одностороннем порядке сказать тебе, как я скучаю и как мне хотелось бы тебя увидеть. Меня никуда не выпускают и никуда не берут с собой эти говнюки, которые зовутся моими друзьями. Правда, у нас тут... короче, Алекс сам влип, может быть, ты слышала о музбитве? Так вот — Бесстрашные взяли главный приз, а Алексу теперь запретили даже дышать, так что мне никак сейчас не вырваться. Но скоро уже конец инициации, и нам станет совершенно точно посвободнее. Мы, скорее всего, отправимся на полигоны, а ты можешь поехать туда с нами в качестве медика или
Когда сообщение закончилось, у Ирэн вовсю уже текли слезы, как и каждый раз, когда Диего присылал свои сообщения. Это у них единственная возможность хоть как-то общаться, парень знал, что она могла посмотреть его записи в одиночестве, а вот у нее не было возможности ему ничего послать, кроме письма или голографии, в Бесстрашии у Диего нет своего канала. Только общественный. Она писала ему на его номер, а он вот так, отвечал ей, и у Ирэн была возможность на него посмотреть. «Я люблю тебя», шептали ее губы, а пальцы гладили прохладное стекло экрана. Теперь она будет пересматривать это до следующего сообщения.
На нее тоже наложили некоторые запреты. Ей теперь в течение месяца нельзя выходить за пределы фракции без сопровождения. Диего, конечно, больше досталось, Алекс прикрывал его как мог, но патрульные все ж таки выполнили свою угрозу и Диего даже какое-то время провел за решеткой. Но все благополучно разрешилось и, вдоволь насмотревшись на милого, Ирэн занялась повседневными делами.
* *
Еще несколько недель спустя
Пустая комната. Включается экран видеофона и низкий голос наполняет помещение.
— Привет, Ирэн, — на мониторе возникает Алекс Эванс и, поигрывая бровями, трет затылок, — тут один придурок хочет тебе кое-что сказать... Ты уж выслушай его...
— Да-да, один наш кореш к тебе неровно дышит, — перед камерой появляется Кевин, загораживая собой Алекса, — так вот, я бл* буду, Диего, самый классный парень из нас, это точняк!
— Отвали, Кев, — отпихивает его Алекс, и доверительно наклоняется к камере, — слушай, я знаю, ты девчонка нормальная, и если ты когда-нибудь бросишь этого красавчика своего, знай, что по тебе сохнет полБесстрашия...
— Так, а ну пошли нахрен, придурки! — объектив камеры выхватывает Диего, с ужасно разгневанным выражением лица. — Да, твою мать, чего вы тут понаписали, уроды! Вам, что ли, диспетчерскую открывали, бл*дь! Уеб*вайте отсюда!!!
Диего, выпроводив дружков, садится и поворачивается к объективу.
— Привет, моя малышка Банни. Я тут совсем извелся, мне свет белый немил. Ты уже говорила насчет полигона с вашими лидерами? Мы тут обговариваем детали, Алекс вроде не против тебя с собой взять. Как только его оправдают по делу Громли и вернутся его бойцы после КМБ и мы сразу отчаливаем. Мы могли бы год жить вместе, Банни, ты понимаешь, что это значит? Ты даже не представляешь себе, как безумно я по тебе скучаю. Просто невыносимо! Так хочется обнять тебя, мы уже больше месяца не виделись. Твои сообщения для меня, как глоток воды в пустыне, без них совсем тошно было бы. Ренни, моя девочка, знаешь... Я много думал и... — он замолкает, опустив голову, потом снова смотрит в объектив и улыбается, — наверное, надо было подождать, когда мы встретимся, но я не хочу больше ждать. Я люблю тебя, Ирэн. Очень сильно люблю. И хоть мы сейчас не вместе, когда ты посмотришь это, я надеюсь, что ты посмотришь... просто хочу, чтобы ты знала. Я давно хотел сказать тебе, но все ждал подходящего момента... Но потом понял, что подходящий момент это тот, когда просто ты это говоришь! Я все равно сбегу отсюда, я не могу больше тут, без тебя. Завтра мы идем в патруль, а после... я приду за тобой, украду тебя, ты только дождись меня, ладно, Банни? Я не могу больше быть так близко и одновременно так далеко от тебя. Мы с тобой поедем кататься на поезде и ни один патруль нас не поймает. Завтра, моя девочка... Люблю тебя, — он целует свои пальцы и на секунду прижимает их к объективу.
Экран гаснет.
* *
Саунд: Полина Гагарина – Кукушка
Кто пойдёт по следу одинокому?
Сильные да смелые головы сложили в поле, в бою.
Мало, кто остался в светлой памяти;
В трезвом уме, да с твёрдой рукой в строю, в строю.
Ирэн работала уже четвертые сутки, урывками пытаясь подремать на диване в комнате отдыха. Уже не помогали ни энергетики, ни регенерация, ни кофе. Хотелось только одного, упасть и спать, спать до тех пор, силы, наконец, не восстановятся. Сидя в кресле и не мигая глядя в поток, Ирэн думала, что когда-нибудь эта бесконечная смена кончится, кто-нибудь освободится и отпустит ее. Людей становилось все меньше, рук совершенно не хватало, с тех пор как началась горячая война, сражение за сражением, атаки и оборона, медики совсем перестали делиться на фракции. В Эрудиции не хватало мест, поэтому медсестры часто ездили и в Дружелюбие, и в Искренность, где тоже организованы полевые медчасти. Раненые частенько подолгу лежали на улице, если не совсем тяжелые и в сознании, морги переполнены... Нет, так жить совершенно невозможно, особенно тяжело, когда поступали дети...
— Ирэн, ты чего тут разлеглась? — ворвалась в комнату Клер, — поступил сигнал, нам везут жертв взрыва, есть дети, шевели задницей, сейчас будет жарко!!!
Ну вот, опять. Опять что-то взорвали, опять разгребать останки, а она уже больше просто не могла, не в состоянии. Опять останавливать кровь, готовить капсулы, которые работали уже практически нон-стоп... Ирэн стиснула зубы и поднялась. Нет, так нельзя, нужно отдыхать. После этой смены она обязательно выпросит себе хотя бы сутки, просто пойти домой и помыться...
К медкорпусу подъехали четыре драгстера с зелеными и красными крестами. Военные медики, значит, взрыв был серьезный. Черт, ну надо же, не спросила есть ли погибшие, чтобы уже морально подготовиться. Она никак не могла привыкнуть, хотя уже очень и очень долгое время видела смерть почти каждый день, но все равно, из раза в раз, отчаянно боролась с ней, как могла. И молилась, чтобы они, эти несчастные выживали, прося, умоляя, отбирая у смерти тех, на кого старуха с косой уже наложила свои лапы.
Ирэн приготовилась принимать пациентов, показалась каталка с маленьким тельцем на ней. Снова, как и всегда сжалось сердце — опять ребенок. На каталке без сознания, под капельницей лежала девочка, правая часть ее была обожжена, все повязки, наложенные медиками, оказывавшими первую помощь, были пропитаны кровью, правая рука была неестественно вывернута. Девушка, как могла, пыталась абстрагироваться, получалось плохо. Руки автоматически уже выполняли положенные манипуляции, все медики работали молча, слышно только шуршание разрываемых пакетов, треск разламываемых ампул и короткие фразы докторов, раздающих указания. Все четко, слаженно, быстро, им не нужны слова, на которые еще больше уходило сил. Все потом, потом можно будет повыть в подушку, сейчас надо сделать все, чтобы спасти жизнь маленького, ни в чем не повинного ребенка.
Девочку увезли в реанимацию, медики готовились встречать следующую каталку. Ирэн не сразу поняла, кто на ней, она привыкла, что все бесстрашные обладают примерно одинаково тренированными телами, но до ее уставшего сознания дошло, что она уже видела и этот рисунок и это тело, и в похожей ситуации. Вот только тогда это был всего лишь огнестрел, а сейчас вся плоть была разорвана, исковеркана взрывом. Алекс!!! Помилуй Бог, вся левая сторона разворочена, конечностей нет! Подорвался, с ума сойти! Вечно он лезет! Руки затряслись невозможно, она никак не может открыть стерильный пакет.