В рассветный час (Дорога уходит в даль - 2)
Шрифт:
– Очень!
– шепчу я от всей души.
– Александра! Ты скучно признаешься мне в любви! Я презираю кисленьких, благовоспитанных деток: "Мерси, милая тетя, я вас, пожалуйста, очень люблю..." И Аида тоже... Правда, Аида, ты таких презираешь?
Конечно, Аида энергично кивает: презираю, презираю!
– Что такое "очень"? Это глупое взрослое слово!
– продолжает Валентина.
– Порядочный ребенок должен говорить не "очень", а "ужасно". Ужасно люблю, ужасно ненавижу - вот как должен говорить уважаемый мной ребенок!
– Валентина, не порть мне дочку!
– смеется мама.
– Да, Валентиночка,
– притворно-осуждающе говорит папа.
– Это вам кажется, Яков Ефимович! Честное слово, я всегда говорю удивительно умные вещи, но никто этого не замечает - наверно, оттого, что я - еще молодая артистка. Когда я прославлюсь на весь мир, потеряю голос, расплывусь поперек себя, как квашня, - вот тогда вы начнете превозносить каждый мой чих!.. Сашка, а где же твой Поль?
При этом имени глаза мои наливаются слезами. Мне горько вспоминать свою потерю, в сердце у меня оживает острая боль.
Но Валентина не только ослепительный человек, - это слово "ослепительный" ни к кому так не подходит, как к ней!
– она еще и удивительно мягкая и чуткая. Она сразу понимает, что задела больное место, и спешит загладить это своей чудесной грубоватой лаской.
– Мордальон ты мой!
– прижимает она меня к себе.
– Да у тебя коса! Какая коса! "Ты, коса моя, коса! Всему городу краса!" - поет Валентина, кружа меня по комнате.
С этого часа начинается веселая, шумная суматоха, связанная всегда с приездом на каникулы Валентины и ее брата Володи, студента-медика. Но лишь впервые в этом году я ощущаю это так ясно и так счастливо. Может быть, оттого, что недавно перед тем я пережила настоящее горе, разлуку с Полем, я стала как-то восприимчивее и к радости?..
Двери обеих квартир - нашей и свиридовской - уже не запираются целый день, народ беспрерывно переходит оттуда сюда и отсюда туда. В обеих квартирах стол накрыт весь день: одни поели, ушли, другие садятся есть и пить. Решительно не одобряет всего этого Юзефа!
– Чи то не дивачество! (Озорство.) Квартеры открыты, - заберутся воры, все поуносят, тогда будете знать! И стол цельный день накрытый, и самовары каждую минуту ставь!
Целыми днями у Свиридовых и у нас толпится молодежь, приехавшая на весенние каникулы, юноши и девушки, студенты и курсистки - "студ-меды", "студ-юры", "уч-консы" (ученики консерватории). Приехали на весенние каникулы и мои дяди, младшие братья моего отца: Тима - из Дерпта и Абраша из Варшавы (в нашем городе высших учебных заведений нет, да и вообще на всю-то огромную царскую Россию имелось в то время всего восемь университетов!).
Конечно, и Тима с Абрашей большую часть дня проводят у нас и у Свиридовых. Молодежь веселится, смеется тут и там, играют на обоих роялях, на гитаре и скрипке, кто спорит, кто поет, а кто и танцует: танцующие пары проносятся через лестничную площадку от нас к Свиридовым и обратно... А в душе у меня, - и, как мне кажется, у всех - все время словно закипает вода, ждешь чего-то нового, неизвестного, но непременно радостного!
В центре всего веселья и оживления - конечно, Валентина Свиридова! Красавица, умница, образованная, веселая. Сколько книг она прочитала, сколько она знает, сколько ездила по Европе, сколько видела интересного! Окончила консерваторию в Вене по классу рояля, училась петь в Париже и в Италии, теперь кончает Петербургскую консерваторию по классу профессора пения Ирецкой. Валентина видела карнавал и битву цветов на Корсо в Риме, плясала 14 июля на площади Бастилии в Париже. Мало того, она видела в Испании бой быков!
– Выезжает пикадор на то-о-ощей клячонке - и пришпоривает ее прямо на быка! Чтоб тот ей рогами брюхо пропорол! Ну, тут я не выдержала: выхватила из-под себя подушечку - такие дают там зрителям, чтобы сидеть было помягче, - и ка-а-ак запущу этой подушечкой прямо на арену, в пикадора! Да еще кричу ему, по-русски кричу: "Перестань, мерзавец! Не мучай коняку!"
Валентина превосходно владеет несколькими языками, но так же, как в случае во время боя быков, она обязательно выражает самые сокровенные мысли только по-русски. Придя как-то к нам и застав Сенечкину старуху няньку, украинку Лукию, с наслаждением завтракающей, - а ест Лукия с удивительным вдохновением, просто вроде она еду в чемодан укладывает!
– Валентина с восторгом выпалила, не сводя глаз с Лукии:
– Цум эрстен маль ин майнем лебен... Ля премьер фуа де ма ви... (Это означает по-немецки и по-французски: "В первый раз в моей жизни".) - И от души добавила по-русски: - Экая, прости господи, прорва обжорливая!
Безобидные для няньки Лукии слова "В первый раз в жизни" Валентина почему-то сказала по-немецки и по-французски, а обидные "прорва обжорливая" так и выложила по-русски!
Все в Валентине - особенное, ни в чем она не похожа на других людей. Даже вещи у нее какие-то романтические! Воздухом далеких стран веет от чемоданов с пестрыми наклейками чужеземных отелей: "Ривьера-Палас-Ницца", "Отель Тангей-зер-Гейдсльберг". Диковинные у Валентины дорожные несессеры, туалетные принадлежности. Ни у кого нет таких шляп и платьев, очень строгих, скромных и красивых.
С утра ежедневно Валентина в течение нескольких часов работает за роялем: играет и поет.
– Я - как Яков Ефимович!
– говорит она.
– Работаю всегда, даже по воскресеньям и праздникам. Имей в виду, Сашка: если ты чему-нибудь научилась, постоянно работай, упражняйся. А не то засохнешь. Как рыжая елка!
Иногда к Валентине приходит с утра ее товарищ по консерватории, тенор Алексей Граев. Он и Валентина поют оперные дуэты. В эти часы все домашние и гости могут, если хотят, слушать пение Валентины и Алексея из-за двери. Но в самой комнате, где они занимаются, разрешается присутствовать только двум "главным друзьям" Валентины: фарфоровой обезьянке Аиде и мне. Обезьянка стоит на рояле и порой от сильных аккордов одобрительно кивает головкой. А я... ну, что сказать обо мне? Я страстно переживаю те чувства, о которых поют Валентина и Алексей, я впиваю дыхание театра - и счастлива. Позови меня кто в это время хотя бы на самое заманчивое дело - ну, скажем, в кондитерскою есть мороженое, что ли, - нет, от мороженого я, конечно, не откажусь, но я не сразу оторвусь от музыки, я, вероятно, буду есть мороженое рассеянно, невнимательно, без обычного всепоглощающего чувства удовольствия.
Больше всего я люблю слушать дуэт из последнего действия оперы Верди "Травиата". Героиню зовут Виолеттой, она умирает от чахотки и несчастной любви. К ней вернулся покинувший ее возлюбленный, Альфред; он ее бросил, но теперь раскаивается, теперь он понял, что любит ее. Он вернулся к ней навсегда, и бедная Виолетта умирает, счастливая, в его объятиях.
Я так захвачена трогательным пением Валентины и Алексея, что даже не замечаю, какие неуклюжие, беспомощные слова вложил в уста Виолетты и Альфреда переводчик оперного либретто.