В шкафу скелет и крылья
Шрифт:
– Резонно, - согласилась сыщица Землероева и выбросила в лоб: - Как думаешь, кто мог Котова убить?
Эмма оперлась задом на кухонную тумбу, скрестила длинные ноги, руки с маникюром сложила перед... точнее, на высокой груди:
– Меня тут не было. А изобретать инсинуации я не хочу.
– Так ведь человека убили.
– Меня. Тут. Не было.
Понятно. А раскроешь рот, читалось между строгих жирных точек, не будет и на работе.
– Адью, - сказала Землероева.
– Как-нибудь еще наведаюсь.
– Милости прошу, всегда готова к сотрудничеству, - насмешливо пропела секретарша, и сыщица ей сразу не поверила.
–
– Имеет ли это отношение к убийству, или на работе собака порылась - понять невозможно. Канипалова чертовски умная вышколенная девица с хорошими нервами и стальными челюстями. Запросики, кажется, имеет царские. Такая, если захочет кусок урвать, вцепится - не оторвется.
– Не понравилась тебе красотка?
– многозначительно, с намеком на чисто рефлекторное женское соперничество, спросил Олег. Дуся фыркнула.
– Не распыляйся. У Канипаловой стопроцентное алиби - сидела в парикмахерской. С родителями Котова уже успела дружбу завести? Какие они люди?
На маму Олю от двух невесток поступили практически однозначные отзывы. Врач-отоларинголог. Как у многих людей, к которым страждущие либо болез
5 отрывок
Дуся, в полном соответствии с фамилией, трудолюбиво «рыла землю»; Паршин приезжал все реже: проверив алиби жильцов «верхушки», следствие склонилось к версии подстроенного под бытовые разборки заказного убийства со стороны конкурентов по бизнесу. Поскольку получалось - никто из проживающих на верхних этажах убить физически не мог, в определенный час все находились при свидетелях. Мама Оля с папой Егором вместе смотрели телевизор в приятной близости камина. Тата с Эдиком в эти минуты маленько поругались из-за пособий Эдику на бедность и дулись: Тата на кухне за выпечкой пирога, сынуля, громко разговаривая по телефону, в своей комнате. Валик целовался с Машей. Лихолетовы заказывали пиццу. Секретарша Эмма наводила лоск в преддверии начала уик-энда.
Все.
Дуся жесточайше соскучилась по своей обожаемой недавно заполученной квартирке. Но Паршин умолял остаться в «цитадели» хотя бы до поминок на девятый день, когда все соберутся - только самый ближний круг, - немного выпьют, погрустят о Коле и, может быть... ведь так бывает... сболтнут чего-то сгоряча.
«Лови, Дуська, каждое слово! Взгляд из-под ресниц. Укол, упрек, плевок и критику!»
Евдокия, скрепя сердце и зубы, осталась в надежде на плевок и критику.
Суббота. После похода на кладбище и в церковь (Дуся замерзла почему-то и там и там совершенно одинаково, как подзаборный Бобик) печальная компания собралась в просторной столовой квартиры первой жены покойного.
Вначале, еще в четверг, Юля предложила расположиться у нее, но Ольга Марковна, с неописуемо ужасным выражением на лице проходившая мимо страшного опечатанного кабинета, категорически отвергла предложение. (Рестораны не рассматривались из-за папарацци.) Узкий круг скорбящих - родня и «старая банда» в лице «какого-то директора» Станислава Леонидова и супругов Рощиных, - печально расселся по крепким стульям столового гарнитура. Боря Рощин поминальную речь толкнул. Проникновенно. Но мама Оля тут же запретила «детям» плакать. Слезы навряд ли бы одобрил покойный сын, так что вспоминайте, дети, Колю со светлой грустью, а не пошлым вытьем над рюмкой. (Так и было сказано. Слово в слово.)
Тата, правда, не сдержалась. «Какой-то директор» сумел ее утешить, рассказав историю из общего туристического прошлого. Рощин добавил, что сделал подборку из старых, еще не цифровых съемок покойного, выбрал места, где Коля наиболее типичен - весел, бодр, любимый заводила. После недолгого всеобщего переглядывания с суровой мамой Олей, съемку решили посмотреть перед прощальным кофе в гостиной.
Конкретно в тот момент в столовую вошла Эмма Канипалова.
На поминальный девятый день секретаршу никто не приглашал. Эмма простилась с шефом на похоронах вместе с прочими работниками компании. Так что, увидев на пороге стройную фигуру в черном деловом костюме, зареванная Тата шмыгнула красненьким носиком и спросила хоть и слегка логично, но крайне невоспитанно:
– Ребята, а кто последним заходил?
Все сразу поняли, на самом деле вопрос звучит следующим образом: какая бестолковая зараза забыла дверь на ключ закрыть?! Почему эта разодетая профурсетка всем тут глаза мозолит?!
Эмма выпад прожевала и проглотила; невозмутимо оглядела скорбящую компанию и обратилась к вдове:
– Простите за вторжение. Примите еще раз соболезнования. Юлия Владимировна, не могли бы вы сегодня уделить мне полчаса вашего времени?
– Сегодня?
– удивилась Котова. Трагически поморщилась.
– Да. Именно - сегодня. Пожалуйста, это очень важно, я буду вас ждать.
Эмма кивнула обществу, всем показалось - усмехнулась; прямая, как штанга футбольных ворот, спина секретарши исчезла за углом столовой.
В гостиной, в унисон, прозвучало сразу несколько ремарок.
От мамы Оли: какая невоспитанность, что себе позволяет эта девица, врываться без звонка и т. д. и т. п.!
От Рощина задумчивое: интересно, что девушка имела в виду?
От Эдика: мам, баб, а когда она мою квартиру освободит, а? надоело, в натуре - живет тут, ходит, как у себя дома...
Та, к кому непосредственно обращались слова Эммы, сидела с выражением крайней задумчивости на лице. Кусочки хлебного мякиша отщипывала и катала в пальцах.
– Юля!
– привлекла к себе внимание отоларинголог.
– Я надеюсь, ты не позволишь помыкать собой какой-то секретарше?!
– В возмущенном вопле проскользнуло нечто настолько личное, что муж-полковник неловко крякнул и поежился.
– Она, видите ли, ждать изволит! Нахалка!
Евдокия ловила взгляд вдовы, вращая шеей, приглядывалась к прочим, надеялась хотя бы на крошечный плевок по теме.
Не прилетело. Да и Юлия, надо сказать, после принятых еще на кладбище успокоительных таблеток (удивительно совместимых с некоторой дозой алкоголя) была тиха и кротка, словно накормленный ягненок. Сидела молча и большей частью смотрела в стену.
Возмущенный вопль отоларинголога безответно улетел в пространство. Народ вернулся к траурным речам, налег на рюмки и закуски. Про секретаршу все забыли.
Опомнившаяся после рыданий Тата, при помощи отданной в ее распоряжение домработницы старших Котовых Люси, проворно сотворила смену блюд. Горячие закуски окончательно отогрели тела и души замерзших на кладбище друзей и родственников; разговоры о покойном плавно перешли в разряд анекдотов, и в том не было ничего зазорного: усопших, тут мама Оля права, следует провожать не только слезами, но и хорошими, порой веселыми воспоминаниями. Пусть видят с облаков, что оставили о себе добрую теплую память.