В сладком плену
Шрифт:
— Наконец-то! — с облегчением вздохнула Реба, любившая вкусно поесть, однако дождалась, пока служанки уйдут, и спросила:
— Ты поможешь мне, если мама потребует, чтобы я вышла за ее избранника?
Каролина сразу подумала о побеге и одобрила замысел подруги.
— Конечно, — пообещала она.
Реба тут же набросилась на булочки с сыром. Она исподтишка посматривала на подругу, в который раз с удовлетворением отметив про себя ее красоту. План, обдуманный еще в школе, удался, она сделала прекрасный выбор. Даже в скромном коричневом платье Каролина выглядела как
Глава 14
Бродлей, Эссекс Двенадцать дней Рождества 1687 год
Рождественский день, а за ним и ночь прошли в усадьбе Бродлей на удивление скучно. Поначалу Каролина пыталась связать это с отсутствием главы семейства и нездоровьем хозяйки, но быстро отказалась от своих предположений. Уже на второй день она пришла к выводу, что болезнь миссис Тарбелл — обыкновенное похмелье, ибо та выпивала портвейна больше, чем могла позволить себе женщина. И хотя мать Ребы никогда не появлялась на людях пьяной, но за ужином она вдруг становилась агрессивной, у нее сильно краснело все лицо.
А после ужина миссис Тарбелл исчезала, видимо, напивалась в спальне. Во всяком случае, это объяснило бы ее неизменно плохое настроение за завтраком.
Странное было Рождество. Тарбеллы никого не звали в гости, даже не ездили в церковь, ссылаясь на снегопад. Девушки бродили по холлам, и в конце концов сама Реба признала, что в Лондоне куда веселее.
Каролина опять затосковала по дому, вспоминая, как они праздновали Рождество в Уильямсберге у тетушки Пет.
Розовый уильямсбергский дом с зелеными ставнями преображался. Входную дверь украшал венок из остролиста и лавра, перевитый красной лентой, на медном канделябре в холле и над дверным проемом висела омела, подсвечники были вставлены в маленькие веночки. Все камины на первом этаже топились ароматными ореховыми дровами, а перила лестницы были увиты длинными гирляндами из сосновых веток и падуба.
После праздничного обеда все поднимали тост за здоровье близких, взрослые пили лучшую мадеру из запасов тетушки Пет, а дети — горячий фруктовый пунш.
Приходили родственники и друзья, под омелой целовались, повсюду звучал смех. А потом Лайтфуты с тетушкой Пет сами отправлялись в гости, захватив из дома корзинки, где лежали рождественский пирог, фрукты и орехи. Были танцы, веселье, катание на санях…
В Бродлее все по-другому.
Хотя в Эссексе тоже рос падуб, ни одна гирлянда или веточка омелы не украшала огромный дом. В комнате для прислуги, где все захмелели и распевали непристойные песни, и то было веселее, чем в господских покоях.
Здесь, несмотря на громадный камин, не удосужились даже в сочельник сжечь большое полено! И это в Англии, в сельском доме!
По сравнению с унылым Рождеством в Эссексе праздник в колониях, по крайней мере в Уильямсберге, казался всеобщим сумасшествием.
А когда Каролина спросила, приедут ли в гости соседи, Реба покачала головой;
— Мы не приняты в здешнем обществе. Папа купил усадьбу и все остальное, но этого недостаточно. — Заметив озадаченный взгляд подруги, она добавила:
— С тех пор как мы сюда переехали, никто здесь не появился.
— Совсем никто?
— Нет, один человек приезжал, — вспомнила Реба. — Однажды у сэра Кайля была деловая встреча с папой. Но он приехал без жены. А когда мама отправилась с визитом к леди Уиллистон, та сказалась больной и даже не сошла вниз, послав горничную, хотя днем ее видели разъезжающей в карете по всему Эссексу!
— Может, сэр Кайль приедет снова? — Каролина сразу же поняла нелепость своего предположения: ведь не пошлет же он к Тарбеллам с визитом жену. — Но есть же и другие люди.
Реба поняла, что подруга имела в виду.
— Есть, — сухо сказала она. — Все умирают от нетерпения приехать в Бродлей, а мама не желает их видеть. Ей хотелось иметь дом, в котором можно принимать дворян… И оказывается, напрасно.
«Значит, твоя мать пренебрегает старыми друзьями, — с отвращением подумала Каролина. — Так нечего удивляться, что она не может завести новых».
Под самое Рождество снег перестал, и следующий день выдался солнечным. Пока девушки спали, от соседей из Уиллистон-Хауса пришло приглашение на бал. Но Tapбеллы, разумеется, поехали бы туда в любую погоду.
— Мама говорит, это будет наш первый шаг в высшее общество, — взволнованно сообщила Реба. — Правда, сэр Кайль небогат, зато имеет вес среди местного дворянства.
Каролине не понравились слова подруги, хотя она понимала их справедливость. Приглашение немного отвлекло ее от тоски по дому.
Вечером, когда все готовились к отъезду, девушка наконец узнала, для чего ее пригласили в Бродлей. Оказалось, не только из дружеского расположения. Она здесь, чтобы «спасти этот день», как театрально выразилась Реба.
Каролина впервые ехала на бал в Англии, поскольку миссис Честертон не позволяла воспитанницам подобных развлечений, а лорд Томас прятал ее от друзей. Поэтому девушка волновалась и зашла к Ребе узнать, что наденет подруга.
Та сидела в халате перед французским трюмо с золоченой резьбой и пудрила лицо толченым алебастром.
— Только подумай! — воскликнула она. — Именно сегодня, когда мне стало известно о возвращении маркиза в Англию, мама должна все испортить! — Реба энергично заработала пуховкой, едва не задохнувшись в облаках белой пыли.
— Остановись, пожалуйста, ты уже совсем белая, люди подумают, ты больна!
— Но я ведь не столь безупречна, как ты, Кэрол. Мне требуется кое-какая помощь. — Реба уныло взглянула на привидение в зеркале и принялась столь же энергично стирать пудру.
— Откуда ты знаешь про маркиза?
— Подслушала. Управляющий говорил маме, что отец надеется продать несколько лошадей маркизу Солтингему, который едет к себе домой. Робин действительно большой знаток лошадей.
— А про маркизу ничего не слышно?